Спальня - Генерал-Губернатор никогда не называл ее по-другому, даже в своих мыслях - занимала четверть третьего этажа в усадьбе. Когда он впервые увидел это помещение, он не почувствовал ничего, кроме легкой неуютности в этом пустом пространстве, которое было неясно, как использовать, и в котором, что странно, не было ни одного окна. После того, как Cобытие потрясло мир, и он понял суть своей большой работы, Генерал-Губернатор нашел ему применение, и оно было прекрасно.

Он не помнил, как заходил в комнату или закрывал дверь в нее, хотя сейчас она оказалась закрыта и заперта на засов. Временами, когда он вдыхал в себя большую порцию силу, его внимание ускользало далеко-далеко к странным, невидимым пейзажам Малифо; так, что физическая обстановка вокруг тела ощущалась с трудом. Не раз он приходил в себя на другом краю поместья, пройдя через стену или пол, не осознавая этого. Два раза он приходил в себя, паря в воздухе.

Он полагал, что Люций сможет объяснить происходящее в течении легкой минутной лекции, разложив перед собой древние книги и показав написанное на страницах. По объяснениям Люция, он заболел. Он знал, в чем было дело.

Все дело было в том, что он был неуравновешен. Он направлял прильнувшую, безформенную энергию Малифо в огромный механизм из плоти, законов, символов и власти. Он просто должен был добавить последний компонент, поставив себе этот механизм вместо сердца. По завершению операции ничего этого больше не будет существовать. Ничего из этого.

Он осмотрелся. Для грубого невежи (и одного-двух из них, которые пришли сюда в самом начале, еще до того, как его домашне имущество было безжалостно уничтожено непокорными и слишком любопытными) это будет выглядеть как частный музей чудака, с причудливым вкусом эклектики и нереальной концентрацией внимания. Медальоны, размещенные на блоках крашеной штукатурки, или в маленьких стеклянных блюдцах на полу. Некоторые соединялись линиями, нарисованными мелом или краской — кроваво-красной или черной. На полу были выжжены несколько сигилов. Это была его работа. Его двигатель в миниатюре, или, по крайней мере, самая сложная модель, что можно было создать с помощью символических представлений, основной материи и трех измерений.

Его взгляд остановился на знамени, вывешенном позади него в то время, когда он бросил свою работу в канун дня Всех Святых. Под ним была куча ржавых, покрытых кровью наручников и гора тюремной формы, которая укрепляла контрольные заклятия, которые он наложил вместе с Квигом. На переднем плане был тонкий металлический хомут, лежащий напротив пустых страниц открытой книги. Когда работа будет доделана, санкционированные маги Гильдии уже не смогут распоряжаться своей волей, прямо как арестанты уже сейчас.

Медальон за медальоном - идеальный порядок. Детали механизмов с фабрик и железных дорог, кости или ампулы с кровью, взятые от их рабочих. Эфирный компас из комнат Исследовательского Общества Малифо приносил и дополнительного мистического оттенка, ибо человек, у которого его забрали, позже погиб в глубине Зоны Карантина как раз из-за его отсутствия. Шарики из земли и трупного жира, собранные у корней Дерева Висельников.

Генерал-Губернатор поднял руки. Он сердито посмотрел на ранец, принесенный МакКейбом, и тот растворился, оставив свое содержимое висеть в воздухе: талисман из вороньего пера и коллекция костей рук из мастерской Воскресителя Трупов. Он сделал то же с шелковым мешочком, что ему дал Люций: горсть серебристых валиков и шестеренок, вывернутых из какого-то ловко сложенного устройства. Генерал-Губернатор резко оскалился. Его впечатлило, что Люций смог их украсть. Если бы Катанака представляли, что это такое, то сделать это было гораздо труднее. И если бы Люций знал - скорее всего он бы отказался их отдавать. Хотя бы попытался не отдать.

Он проворчал что-то невнятное, и медальоны со стуком упали на пол. Остатки Даффилдовских звездных карт приземлились сверху. Карты шуршали и колыхались, хотя в комнате не было ветра. Посмотри он вниз - вероятно, увидел бы, как отмеченные созвездия дрожали и кружились на бумаге, будто его собственная гравитация искажала даже их изображения.

Он это уже знал. Он стоял в саду поместья, подняв лицо к небу, когда увидел, что все вокруг него движется, в том числе почва под ногами. Вот когда он решился. Работа, и этот мир, все были готовы. Он был нужен этому городу. Время пришло.

Он перешагнул через эту кучу, не смотря под ноги, и прошел в центр комнаты.

Так много всего прояснилось после катастрофы в Санбиме. Все эти труды - строительство башни Аватаров, камень за камнем - были вознаграждены. А потом она была разрушена, башня рассыпалась под ним и он упал.

Унижение. Но он оправился от него. И будет подниматься и дальше.

Он вытянул руку.

Его знамя затрещало и зашевелилось, будто ожило, и рухнуло на пол, распавшись на горящие куски. Пьедестал, который удерживал шестерню из Строительного цеха взорвался, как сахарная оболочка вокруг палки динамита, и шестерня рухнула на пол. Эфирный компас разлетелся на куски стали и латуни. Небесные карты под ногами вмиг стали пеплом и разлетелись по ветру, исчезнувшему так же внезапно, как и появившемуся.

Правитель не может от кого-то зависеть, кроме как от самого себя. Он позволил себе опираться на эти ритуалы и медальоны, как на костыли, и совершенно забыл, что он должен научиться ходить без них. Городские печати города Санбим взорвались и пылали, и он упал на землю.

Генерал-Губернатор был окутан в облако искристого бело-фиолетового света, исходящего из его глаз и уст и сливающегося с воздухом. Это был свет, который знаком в Малифо многим: его оттенок был таким же, как после падения кометы в Болото и прокатившейся по Малифо ударной волны. Это был свет События.

Он вдохнул его, сжал в кулаки, зацепил его своим разумом и заставил обернуть себя плотнее, погрузиться в свою плоть через самые поры. Актинические вспышки вырывались из глаз, ушей, ноздрей и рта, и каждый раз, когда вспыхивала мощная вспышка, его судороги крепче притягивали кружащее облако. Он начал стонать от боли и усилий, когда его сапоги заскользили по полу и оторвались от него - теперь он висел в воздухе, вытянув руки и откинув голову назад.

Проявление лишь через искусственность было невозможно. Воля была ключевым элементом. Остальные глупцы, которым великий дар просто упал в руки, никто из них никогда не поймет, что нужно сделать, чтобы вознестись над этим бренным миром.

Он издал рев и втянул в себя еще больше силы. Теперь его окружали тени, которые Англичанин Иван видел на площади в Санбиме, силуэты тронов, колесниц, скипетров и мантий. Генерал-губернатор поднялся, его плечи стали еще шире, его голова поднялась к крыше. Его униформа вновь превратилась в ослепительное творение, достаточно величественное для монарха. И согнув свою волю он втянул еще больше силы.

Это будет не кратковременное проявление - ярость, которая ненадолго приходит и уходит, как уровень воды после ливня. Пусть другие так называемые Аватары дрейфуют в своей жалкой энергии, поражаясь самим себе, когда их дар проявляется. Он был не таким.

Он не остановится, не закончит это. Монстры выходили из ночи, также, как в те первые дни. Весь Малифо смотрел на него. Он будет делать то, что всегда делал. То, что было нужно сделать.

Он стал бы Правителем, но он не был бы простым правителем. Он... ...в своем сознании четко определял место для слова... ...был бы Тираном.

Повиснув в центре торнадо раскаленного добела света, он рассмеялся. Он мог чувствовать это в себе, огромном безумном гейзере. Но он контролировал это, он был уверен, что управляет ситуацией.

Аура просветлела. Оставшиеся медальоны в комнате были сожжены быстрыми белыми вспышками света. С тихим звуком, похожим на дующий ветер, аура силы рухнула на Генерал-Губернатора и полностью пронизала его.

Он был подвешен в свете и тишине. Все его физические чувства исчезли, но он чувствовал, чувствовал...

...чувствовал чистую хрустальную прохладу живой метели над горами, искру человеческого духа под ним и что-то замерзшее, которое выглядывало самого сердца метели...

...чувствовал удушающую тьму лабиринта и Некрополя, которая течет как кровь сквозь странные жилы земли и камня...

...чувствовал движение дисков лун и звезд над головой, и понимал странное отражение их движений, и да, их мысли...

...чувствовал горькую враждебность жизни, которая возникла вне поля зрения солнца, в глубоких лесах и в Болоте, и чувствовал рану в Китере, где эта жизнь снова вытекла из этого мира...

...чувствовал теплоту печей...

...чувствовал хрустальный звон жил Камня Души у подножия гор, погружающегося в землю, с таким звуком, как будто внутри него с силой лопается сорванная стальная струна...

...чувствовал великую закономерность, поворот построенной им структуры, еще один слой поверх всех следов и замыслов, которые могущественный стремился высечь в Малифо на протяжении столетий и даже дольше, чувствуя, что его власть простирается с помощью его лей-линий и символов, его связей и заклинаний. Теперь он ощутил все это в своей силе, такой же уверенной и твердой, как холодный скипетр, сжатый в кулак. В сердце машины распространилась и расцвела его воля.

Его прошлое испарилось, его имя исчезло. В тот момент он был Тираном.

У него было одно мгновение, чтобы насладиться чувством, пока свет не заполнил его мозг, не смешался с его кровью, сжег его сознание. Каждый клочок его ткани был наполнен. Ядра его клеток вспыхивали, как спичечные головки, нервы, раскалившись, взрывались.

Его мундир сгорела прямо на нем. Внешняя оболочка Аватара, которая пыталась сформироваться вокруг него, мерцала, как мираж. Его тело было пылающим эфирным факелом. И до сих пор он наполнялся все большей энергией.

Больше.

И больше.

К такому количеству он был совсем не готов.

Еще больше. Слишком много.

Последней мыслью в жизни Генерал-Губернатора была:

--Подождите--

Стены спальни полностью исчезли, так, что не осталось даже пыли, которую могло бы подхватить ударной волной. На миг пылающая фигура на третьем этаже выглядела как человек, в то время как остальная часть усадьбы оставалась странным образом нетронутой, а затем фигура исчезла и ударная волна за секунду опустошила усадьбу.

Из окон светил яркий бело-голубой свет, лучи которого были настолько яркими, что казалось их можно потрогать. Он сиял между черепицей, перед тем, как ее разрушить, и вокруг дверей, прежде чем сорвать их с петель. Внутренние стены рассыпались и разлетелись в стороны, как солома во время урагана. Свет, казалось, просачивается через сами стены так, что каждый кирпич и камень стен была очерчен прекрасным лазурным ореолом. Стекла в окнах пропали. Их не выбило, или даже испарило, просто... они пропали.

Сквозь крышу прорвался синий свет. Обломки балок и осколки черепицы начали осыпать приусадебный участок. От кладки стен доносился такой дребезг, что казалось, кирпичи и камни пытаются прогнуться и поменяться друг с другом местами; а потом весь верхний этаж исчез в вихре кружащихся обломков. Ужасающий свет из окон затухал и превращался в мерцающий желтый - внутри здание объял огонь.

На склоне холма, обращенном к усадьбе, расположенным за большой железной дорогой на Брешь, моментально зацвело Дерево Висельника. Его ветви зашевелились и отряхнулись от пыли, словно щупальца разъяренного Кракена; трупы, висящие на ветвях закачались и заскрипели, ударяясь о ствол и друг о друга. Некоторые веревки не выдержали и, куски мертвой плоти разлетелись в стороны. Понемногу, когда свет из окон усадьбы угас, Дерево замедлилось, успокоилось и замерло вновь.

В тюремных лагерях, разбросанных по всему городу и вдоль железнодорожных линий и шахт, спокойные осужденные все в тот же момент вдруг взбудоражились. Они восстали и закричали, ибо форма, которую они обязаны носить, порвалась в лохмотья и запылала пламенем. Объятые припадком, не обращая внимания на огонь, они вновь и вновь кричали одно слово: "Подождите! Подождите! Подождите!"

Уже осажденные силы Гильдии, которые пытались противостоять на пути Нерожденных и буйства нежити, начали отступать, когда пала усадьба. В глазах у Гвардии поплыло. Их уши наполнили эхо и ветер, а их движения стали грузными и вялыми или дикими и нервными. Странная призматическая электрическая дуга протянулась в воздухе от рунических клинков Вичлингов и их загонщиков, и из оков и клейм новых санкционированных заклинателей. Некоторых пострадали лишь отчасти, некоторые получили удар в полную мощь. Рядом с баррикадами в центре города, где было больше всего заклинателей и отрядов Вичлингов, строй Гильдии распался, ибо их магическую поддержку поглотило сапфировое пламя и сожгло дотла в канаве.

В усыпанном частями мертвых поле Нового Освоения лежал большой броненосец Величественный, разорванный изнутри Камнями Души, взорвавшимися в топках эфира и через миг зацепившие взрывом боеукладку. Большинство Стражей, которые пытались окопать броненосец и использовать его в качестве укрытия, были убиты серией взрывов. Остальные протянули не больше минуты против Нерожденных, что ныряли сквозь дым, и с криками триумфа срывали верхние люки с петель. На рассвете Маджестик будет безмолвной, дымящейся могилой.

Мифическая Ночь - позже ее назовут именно так. Вокруг границ Пустошей город за городом срывался в странном состоянии смеси страха и восторга. Люди вышли на улицы, освещенные светом фонарей и звезд, не понимая, зачем - их мучала бессонница. Иногда она заканчивалась раньше, чем утром, тогда на рассвете горожане обнаружили, что городские ворота, к которым их привел Генерал-Губернатор, были разломаны: будто их спекла мощная вспышка тепла, или будто бы они были заморожены, а затем разбиты на мелкие кусочки пушечным ядром. Все, что было в их мыслях - это страх, который оставил у них физический шок; странное ощущение снятого бремени и раскрепленных оков, без ношения которых они даже не представляли свою жизнь.

Те, кто могли прикоснуться к силе, дарованной Событием, могли почувствовать, что она исчезала из земли, как кровь сочится из раны. Некоторые до сих пор могли время от времени взывать к ней, но дни Великих Манифестаций были закончены. Каждый город, каждый поселок и семья – рассказывали каждый на свой лад историю того, что произошло. Истории, которые будут обрастать новыми подробностями и переплетаться друг с другом, и будут передаваться друг другу вокруг костров и в дымных салунах годами. Мифическая ночь.

Автор перевода - Богдан Рустамович