Есть некая ирония в том, как люди стремятся освободиться от пут долга ради возлежания на пляже с холодным коктейлем в одной руке и прекрасной спутницей под другой, лишь чтобы обнаружить своим мысли обращенными к работе немедля после обретения свободы. В течение месяцев после ухода из Гильдии я обнаружила, что имею слишком много времени и слишком мало интересов, чтобы быть должным образом занятой.

Один из худших аспектов нежизни – это куча времени, которую очаровательная и до сих пор привлекательная молодая женщина получила в свое распоряжение. После исчезновения сна из распорядка дня можно было бы представить, что эта женщина займется разнообразными хобби или же будет проводить ночи, шатаясь по барам и тавернам, наслаждаясь любой доступной компанией (в общем, вести себя так, будто ей снова семнадцать).

Чем дольше такая женщина проводит время с живыми, тем больше она осознает, как на самом деле далеко она от них оторвалась. Алкоголь – даже крепчайший самогон, контрабандой привезенный из Байю – не вызывает ни доли опьянения, а женщине следует все время быть начеку на случай, если кто-то случайно коснется участка ее открытой кожи и поймет, что она, прибегая к очевидной метафоре, холодна как мертвец.

Вскоре стало проще просто избегать таких прогулок, и тогда-то эта талантливая молодая женщина осознала, сколь много часов составляют день. Она могла бы прятаться в съемной квартире, раз уж траты на проживание так низки после того, как стало необязательно питаться, но что потом? Если она не стремится войти в мир, продолжить быть активной частью человеческого общества, в чем смысл ее существования?

Эти мысли беспокоили меня, пока я бездельничала в своей квартире (снятой под фальшивым именем и восхитительно обставленной, и этой роскошью я до сих пор могу наслаждаться), пытаясь решить, как вернуться в общество. Как бы не хотела я вернуться в Париж, сомневаюсь, что моим бывшим товарищам понравятся мои холодные, влажные объятия.

О чудо, ответ я получила от одной из теней своей прошлой жизни. Когда-то некая Флер Тольберт, натуралистка и художница, заинтересованная в обитающих в Малифо птицах, по совпадению гнездящихся на предгорье близ предполагаемого убежища Арканистов, встретила исследователя по имени Кристоф Родригез. Они сошлись, и если кто-то и предполагает, что привлекательная и чарующая госпожа Тольберт использовала сурового Родригеза в качестве прикрытия своих истинных целей, что ж, этого я не слышала.

Короче, господин Родригез заметил, как (прелестно) я скучаю в таверне, и предложил купить мне выпивку. Когда мы разговорились, я упомянула, что потеряла работу и теперь ищу себе какое-то занятие, на что Родригез заверил меня, что он пишет исследовательский путеводитель по Байю и ищет того, кто зарисует для него местную флору и фауну.

Его энтузиазм вокруг этого проекта был заразителен, и под конец беседы я горячо согласилась сопровождать его экспедицию и вести визуальную запись путешествия. Казалось, приключение такого сорта как раз сгодится вытащить меня из депрессии, и вскоре госпожа Флер Тольберт обновляла гардероб для новой карьеры отважной документалистки!

Болотный люд

У меня никогда не было причин посещать Край, но мои бывшие гильдейские коллеги описывали его как тихий и сонный городок без амбиций. Так что представьте себе мое удивление, когда я сошла с поразительно удобного поезда и обнаружила целую улицу из взывающих ко мне шикарных магазинчиков и высококлассных ресторанчиков!

К сожалению, это было лишь уловка, созданная ради изъятия у пришлых богатеев их кошельков. Пусть магазина и были весьма шикарны, довольно было пройти квартал вниз по улице, чтобы иллюзия развеялась и обнажилась подлинная природа потрепанного маленького города.

Господин Родригез осторожно вел меня под руку по наименее впечатляющим районам города к восточным трущобам, то и дело извиняясь за скверный запах болота и налетающих с Байю роем жалящих насекомых. Ни то, ни другое мне не докучало, но я всё равно морщила носик и притворно делала суровое лицо.

Вскоре мы встретились с оставшейся частью нашей экспедиции, все – обитателя Края, выглядящие, скажем мягко, грубоватыми. Все они были тем или иным образом вооружены, однако меня удивило превалирование ножей и луков над мечами и огнестрельным оружием. Когда я спросила одну из немногих участниц экспедиции, вооруженных винтовкой, о недостатке современного вооружения, женщина – как я потом узнала, Гела Лемелл – объяснила, что порох может прийти в негодность, если оружие уронить в воду, а вот лук будет стрелять в любом случае.

То был любопытный пример мышления этих апатичных, но смекалистых людей. Госпожа Лемелл была удивлена моим предложением зарисовать ее, но как только рисунок был закончено, улыбнулась и похвалила мой талант.

Гремлин Байю

Всего за пару часов блуждания через грязь и жижу Байю мы достигли первого пункта назначения, небольшой гремлинской деревушки, дружески настроенной к людям Края. Резиновые галоши, одолженные у Гелы, были немодными, но очень полезными, когда дело дошло до прохода через трясину без того, чтобы соприкасаться со всей ее мерзостью.

До этого я никогда не встречалась с гремлинами, так что ждала от деревни тех еще впечатлений. Клан Бенуа – название, очевидно, позаимствовали у французских исследователей времен Первого Разлома – был счастлив приветствовать нас в своем селении. Я нашла относительно чистый камень, присела и начала зарисовывать гремлинов, пока они общались с Родригезом и другими членами экспедиции.

Наперекор всему, что я читала об этих существах в гильдейской пропаганде, гремлины оказались очень похожи на людей в повседневной жизни. Только я закончила второй набросок городка, как одно из этих существ подошло и начало задавать вопросы о том, что это я делаю. Когда я объяснила, что зарисовывала его соплеменников для книги о болоте, он предложил мне в обмен на его портрет один грязный носок. Я отказалась от носка, но нарисовать его согласилась, что весьма гремлину польстило. Думаю, ему представилось, что он меня объегорил.

Гремлин умчался и спустя мгновение вернулся со своей любимой охотничьей винтовкой, настаивая, чтобы она также присутствовала на рисунке. Шутки в сторону, кажется, мне удалось зарисовать его в весьма утонченной позе.

Помоеносец

Покончив с наброском, я показала гремлину его потрет и увидела, как его лицо засветилось от восторга. Он настоял, чтобы я показала рисунок его кузену Эмору, и пока остальная экспедиция болтала с главами деревни, я уступила гремлину и последовала за ним вглубь поселения.

Оказалось, что его кузен – один из гремлинов, ответственных за должное питание деревенских свиней. Мы встретили Эмора Бенуа, когда тот горбился над огромным ведром, которое он наполнял помоями, кои я не видела и во время первого своего визита в канализацию Малифо. Углубляться в детали не буду, но скажем так: гремлинам очень повезло, что у них нет носов.

Хоть и поворчав о своей загруженности при виде моего приближающегося спутника, Эмор аж присвистнул от восхищения, когда я показала ему набросок. Вскоре я уже сидела на наскоро почищенной деревянной бочке и рисовала, пока он рассказывал мне всё о своей профессии. Кормильцы свиней известны как «помоеносцы» и, очевидно, чего-то стоят в гремлинском сообществе, пусть и кажется невежливым уточнять, зачем кому-то добровольно работать с такими гнусными субстанциями каждый день. Возможно, гремлинское сообщество стоит на жалости?

Поросенок

Я сделала несколько набросков Эмора для своих нанимателей и один – для него, на который он взглянул и сунул в карман. Я вздрогнула от обращения с таким тщательно созданным рисунком, но небрежность к личному имуществу, кажется, у гремлинов в природе. Всё в деревне, что я успела увидеть, можно было бы с натяжкой назвать «убожеством», но гремлины, вроде, не боятся (или даже не замечают) своей очевидной нищеты, так что вряд ли возражения возымели бы эффект.

Эмор сказал, что настало время кормить свиней, и пригласил меня последовать за ним, так что я попрощалась со своим предыдущим проводником и прошла за Бенуа к деревенскому свиному загону. Это был просто набор деревянных досок, сколоченных в кривые домики, и мелкие поросята внутри ковыряли землю, надеясь прорыть себе путь к побегу из заключения.

Когда свиньи заметили наше приближение, они немедленно прекратили копать и постарались – я сознаю, как глупо это звучит – вести себя непринужденно, чтобы не привлекать внимание к своей затее с подкопом. Я осторожно наблюдала за поросятами, пока Эмор вываливал отвратительное содержимое своего ведра в загон, и в какой-то момент мне показалось, что я вижу отблеск разума в их блестящих глазках. Но потом перед ними появилась еда, и поросята набросились на нее как животные, коими они и являются. Сомневаюсь, что в этих маленьких жирненьких существах есть настоящий разум, ну или что он больше, чем у выдрессированной собаки, но ведь чудеса случаются?

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Никита Шевцов