Уликс едва мог поверить своим глазам.

Поросенок был весь из чистого золота. Во имя всего святого, bona fide, самый что ни на есть цельнозолотой поросенок.

Он уставился на выводок и задумчиво чесал затылок, наблюдая, как блестящий детеныш протискивается между своих братьев и сестер, чтобы отведать молока. Мэйси, гордая мать, лежала на боку, мягко похрюкивая, пока ее новое потомство кормилось, и едва ли даже на йоту беспокоилась о том, что один из ее новорожденных был из драгоценного металла, а не обычной свинины.

Похоже, это ничуть не убавило и аппетита малыша. Уликс наблюдал, как он поглощал молоко так же шумно, как и его сверстники.

Верная собака Пенелопа сидела рядом, глядя на примечательного детеныша почти с таким же изумлением, как и ее хозяин. Она поминутно бросала на него взгляд своих голубых глаз, будто бы говоря: «ты тоже это видишь?»

Уликс несколько раз совершал путешествия по Байю, а потому полагал себя видавшим виды по гремлинским меркам, но ничего подобного ему встречать не доводилось. Он нагнулся, хватаясь за сосущего молоко поросенка, почти ожидая обнаружить, что это чья-то шутка. Неа – чистое золото и, к тому же, тяжелое, как кирпич, что он обнаружил, попытавшись поднять свинку: пришлось взяться за нее обеими руками и притом он чуть не надорвал спину.

«Ну, малютка, - произнес он, держа вырывающегося из рук поросенка и разглядывая ее с растущим изумлением. – Ты у нас особенная, не правда ли?»

Она смотрела на него в ответ своими золотыми поросячьими глазками, а с блестящего рыла капало молоко. Он открыл ее рот и за секунду до того, как она принялась жевать его зеленый палец, увидал внутри маленький вертлявый золотой язык и золотые десны.

«Вот те на…» - протянул он.

Накануне ночью, разбуженный тычками Пенелопы, он пошел за ней следом к загону, где обнаружил, что его племенная свиноматка Мэйси сбежала. Если на чистоту, такой уж неожиданностью это не было, поскольку Мэйси как раз была на сносях и, вестимо, отлучилась перекусить на ночь глядя – Уликс давно научился не недооценивать ум и сообразительность голодной свиньи, даже такой раздавшейся вширь, как Мэйси.

Они пустились по ее следу: Уликс, ковыляющий по болоту впотьмах с зажженным факелом, а впереди него Пенелопа, прижавшая к земле чуткую морду. Искать пришлось недолго: не прошли они и ста ярдов, как в свете факела показался могучий зад и завитый хвост Мэйси, торчащие из узкого прохода в подвал. Изнутри доносились звуки энергичного чавканья – похоже, она там чем-то старательно набивала брюхо, хоть Уликс понятия не имел, чем именно.

Окинув взглядом приземистый неказистый дом, взгромоздившийся над входом в подвал, он вдруг понял, что Мэйси в большой беде. Дом принадлежал Болотной ведьме, Зораиде, а это, в свою очередь, означало две вещи: первое – она уж наверняка придет в ярость, когда обнаружит, что Мэйси сожрала едва ли не все, до чего смогла дотянуться из дверного проема, в котором застряла, и второе – вещи, которые Зораида держит в подвале, едва ли относятся к тому сорту вещей, которые вообще стоило бы есть, даже если ты оголодавшая и вконец беременная свиноматка.

Уликс связал ей задние ноги и, не взирая на протестующий визг, сумел вытащить ее. Когда с хлопком она вылетела наружу, ее рыло было перемазано всякой разноцветной всячиной и она все еще что-то жевала, но, по крайней мере, со связанными задними ногами она уже не могла влезть обратно, хотя очень старалась.

Он сунул факел вниз в проход и нахмурился, разглядывая нутро подвала. В поисках съестного Мэйси перевернула вверх дном корзины со всевозможными странными штуками, которые теперь были разбросаны по всему полу: там было нечто, с виду похожее на диковинные корнеплоды; маленькие матерчатые мешочки с разноцветными порошками, порванные и растрепанные; крохотные кристаллы сверкали в свете факела и еще там было много всяких совсем непонятных вещей (как минимум часть которых шевелилась в мерцающей мгле).

Дотащить упирающуюся Мэйси обратно до ее загона оказалось непростой задачей, особенно с деревянной ногой Уликса, но, в конечном счете, она благополучно очутилась дома. Первое время он неотлучно следил за ней, беспокоясь о том, как ей могли навредить все те странные штуковины, сожранные в подвале Зораиды, но волноваться было незачем: словно почуяв на каком-то астральном уровне, что кормежки этой ночью больше не будет, Мэйси тотчас погрузилась в безмятежный сон, повалившись на спину, выставив все четыре своих подпорки в воздух и сладко храпя.

Уликс отправился спать усталый, раздосадованный и все еще немного обеспокоенный.

А теперь ему на радость объявился золотой поросенок. Какая бы безумная алхимическая смесь ни забродила в утробе Мэйси, ее, судя по всему, хватило только на преображение одного из нерожденных детенышей, а потому, все обдумав, Уликс рассудил, что дело кончилось очень даже благополучно. Взрывающиеся свиньи в Байю были делом обычным, и Уликс не желал, чтобы Мэйси постигла подобная участь.

Пенелопа подошла и задумчиво лизнула визжащего новорожденного, будто бы пытаясь убедиться, что он настоящий.

Она была прекрасной собакой и неизменным спутником Уликса с щенячьего возраста. Леопардовая собака Катахулы с мехом красной мраморной масти, из-за частых светлых пятен кажущаяся почти бежевой, с белой грудью и ногами. Однако, самой поразительной чертой ее внешности были глаза: умные и ярко-голубые, как ледышки.

Для своей породы она была крупной и Уликс, наверное, мог бы надеть на ее седло и ездить верхом, если бы ему такое вздумалось, но он всегда видел в ней друга и партнера по бизнесу, а не какое-нибудь ездовое животное, и потому неизменно шел рядом с ней вместо того, чтобы ехать на ее спине, будь проклята его покалеченная нога.

Но как же быть со свиньей из чистого золота?

Амос, который как раз шастал поблизости, зажав в зубах кукурузную трубку, четко знал, что с ней делать.

— Да поруби ты ее, - тут же сказал он. – Это ж ведь какую кучу денег стоит все это золотишко.

— Не стану я рубить новорожденного поросенка, - возразил Уликс, чуточку крепче прижимая свинку к груди.

— Эт ищо почему? – спросил Амос. – В наших краях золото куды дороже свинины.

— А потому, шо не буду, я сказал, - весьма уперто ответил Уликс. – Да и потом, ну шо я буду делать с ентой самой кучей денег? Он взглянул на поросенка с беззаботной улыбкой – та снова жевала его палец.

— Ну, эт, канеш, твоя свинья, - кивнул Амос. – Чо с ней хошь, то и делай, я так думаю. А вот другие, кажись, могут так и не думать. Доброго тебе утречка, Уликс.

Свиновод помахал на прощание старому гремлину, и вновь задумался о своем крохотном блестящем сокровище.

В предостережении старого Амоса был толк – хотя для Уликса новорожденная была просто маленьким милым поросенком, разве только более тяжелым и блестящим, чем остальные, то другие в ней видят только головастый четвероногий мешок с деньгами. Если он хотел сберечь ее, надо будет действовать по уму.

Уликс уронил ее обратно в загон, где та скорехонько протолкнулась к материнскому боку и вернулась к поглощению молока с таким же самозабвенным аппетитом, как и все младенцы на свете.

— Присмотри за ней, Пенелопа, - сказал он внимательно глядевшей на него собаке, - а я схожу на базар прикупить кой-чего.

— Чего? – буркнул Па Дингл.

— Золотая свинья, - ответил Полтис с таким выражением на лице, будто рассчитывал на награду, но ожидает подзатыльник.

Па Дингл с тоской посмотрел на своего второго по старшинству сына. Полтис никогда не был умным ребенком – по сути, никто из дингловых отпрысков не вышел умом – но обычно он хотя бы был вменяем.

— Ты чего несешь, парень? – спросил он. – Она так разукрашена, или что?

— Нет, Па, живая свинюха, которая такая бегает и визжит, но притом вся целиком из золота!

Па Дингл ровнее уселся на стуле, облизнув губы и сделав подобающее лицо.

— Клеоповские парни опять тебя накрутили, сын? – ласково спросил он.

— Нет, Па! Я эт услыхал от мистера Ипполита, он говорил, шо слухи уже по всему Малифо гуляют!

— Хозяин лавки с зерном? – вот теперь Па Дингл был весь внимание, ведь Ипполит был не из тех, кто попадался на всякую чепуху: он прочно, обеими ногами, был в своем сельскохозяйственном бизнесе и мало чем еще интересовался. – Это он тебе рассказал?

— Ну, не совсем прямо вот мне, Па, но он говорил с Ойлерами и я вроде как подслушал.

Па Дингл поднялся и задумчиво потер подбородок. Братья Ойлеры были парой самых предприимчивых и небрезгливых наемников, каких ему только доводилось встречать. Проще говоря, нужно было сунуться в ближайшую сточную канаву с фонарем, чтобы сыскать кого-нибудь хуже, чем они. Уж если они разнюхивали, что к чему, то можно не сомневаться, что они всерьез рассчитывают сделать на чем-то деньги, а если об этом, вдобавок, говорил Ипполит, то есть маленький шанс, что слухи хоть отчасти верны.

— И где там эта золотая свинья? – спросил он.

— Да где-то глубоко в Байю, - ответил Полтис, - у какого-то старого гремлина на деревянной ноге.

— О, ну это хоть сужает поиски где-то до половины всего тамошнего народца, - громко предположил Па Дингл. – Скликает братцев, Полтис. Мы идем на кабана.

Танк снова встряхнул низенького человека и наружу из перевернутых карманов опять посыпались семена, загремевшие по деревянному полу магазина зерна.

— Свинья где? – терпеливо спросил Танк.

Лицо человека сделалось красным, как помидор, а глаза вылезали из орбит – и все потому, что его держали на весу за лодыжку.

— Я же сказал, я не знаю! – выпалил он. – Я только слышал, что она где-то глубоко в Байю! На востоке! Я больше ничего не слышал!

Танк нутром чувствовал, что лавочник говорил правду. Он держал его вверх ногами и тряс больше минут, чем мог сосчитать по пальцам, если учесть, что свободные пальцы у него были на одной руке, не занятой вышеупомянутым удержанием, а тяжелые обитые железом башмаки не позволяли ему пользоваться для счета пальцами ног.

— Танк слышал про золотую свинью. – сказал Танк. – Танк слышал, что мужик в магазине говорил о ней братьям Ойлер.

— Ты это уже говорил, - сказал лавочник.

— Танк хочет золотую свинью.

— Да, это ты тоже говорил.

Удовлетворившись итогами допроса, Танк уронил мужчину на голову и зашагал прочь на улицу. Ему пришлось бы пригнуться, чтобы пройти под дверным косяком, не задев его, но он решил этим пренебречь, как стало ясно по треску ломающегося дерева. Большой лысый череп Танка при этом не пострадал.

Толпа зевак разбежалась при его приближении, ища, где укрыться, пока громада из мускулов не скроется из виду. На бедрах у него отвисала пара револьверов, а к спине был приторочен молот, весящий, наверное, больше, чем целая корова.

— Танк хочет свинью. – сказал он, пока окружающие боязливо выглядывали из-за дождевых бочек и дверных проемов. – Танк получит свинью.

Весь день, последовавший за тем, как родилась малышка Медок, Уликс усердно трудился – почти так же усердно, как трудились чужие языки, разносящие весть о ее появлении на свет куда дальше, чем ему хотелось бы. Значит, не будет житья от охотников за сокровищами, наемников и прочих бандитов с загребущими руками, каких было полным-полно в подворотнях и чащах всего Малифо.

В маленькой тесной общине невозможно скрыть новость о рождении металлического детеныша, и скоро популярным у местных времяпровождением стало ежедневно натирать Медка до блеска наперекор всем возражениям Уликса. Похоже, им был по душе вид маленького сияющего поросенка, резвящегося в грязном загоне, а ей, в свою очередь, положительно нравилось внимание, и потому она похрюкивала и повизгивала от удовольствия всякий раз, как гремлины до скрипа терли ее тряпками и платками.

Уже к вечеру свинка до того очаровала всех своей конгениальностью и очевидной уникальностью, что всякие мысли о ее продаже ради быстрого заработка улетучились, и поросенок стал считаться чем-то вроде неофициального талисмана их деревни.

Даже Зораида, притопавшая к дверям Уликса на второй день, грозная, словно туча, при виде блестящего поросенка, скачущего в грязи вместе со сверстниками, захихикала и напрочь позабыла о разгроме, который был учинен ее подвалу.

— Ох, ну разве ты не миленькое маленькое создание? – с нежданной материнской нежностью каркала она, почесывая Медка под подбородком.

Чуть позже она встретилась взглядом с Уликсом и нагнулась к нему.

— Непростое у тебя появилось сокровище, Уликс, - сказала она, - И сберечь ее тебе будет ой, как не просто.

Уликс поделился с ней своим планом, и она разразилась хохотом, похлопав его по груди.

— Всегда ты у нас был смекалистый, - бросила она ему через плечо, оставив его заниматься приготовлениями.

И, как оказалось, вовремя.

— Свинья где?

Верзила стоял посреди деревни, зажав по перевернутому гремлину в каждом кулаке. Дюжины других разбежались при его появлении, и для неискушенного глаза деревня могла бы показаться заброшенной, если бы не шептание и шевеление в темных углах.

— Свинья где? – сказал он, сверкая лысым черепом на полуденном солнце. – Танк получит золотую свинью.

Когда ответа не последовало, он бодро тряхнул сперва одного гремлина, а затем другого. Танк твердо верил в силу частых повторов.

— Свинья где? – упорствовал он.

— Все, все, хватит! Там она, во дворе Уликса!

— Джедидай, ты подлый трус! – упрекнул его другой гремлин, после чего оба начали толкаться и отвешивать друг дружке шлепки так, что Танку пришлось развести руки с ними широко в стороны.

— Так получит свинью. – объявил он, уронив обоих дерущихся гремлинов в пыль и зашагав в указанном направлении.

Он не удивился, обнаружив, что там стоит, облокотившись на ограду, хромой старый гремлин, рядом с ним – собака с пронзительным взглядом голубых глаз, а между ними, на пеньке, сидит блестящая золотая свинка. Отсутствие удивления у Танка было обусловлено, по большей часть, отсутствием у него воображения и целой жизни, прожитой таким большим и страшным, что люди обычно сами давали ему все, что он хочет, лишь бы только поскорее ушел.

— Танк получит золотую свинью. – сказал Танк скорее давая понять, что, если старый гремлин вдруг захочет драться за нее, Танк готов. Танк не всегда был в курсе, что участвует в драке, если противник был маленьким и не объявил достаточно ясно о том, что ведет сражение. Танку несколько раз доводилось случайно сесть на противника, пока те пытались подкрасться к нему – едва ли он стал бы оказывать им такую милость, если бы знал, что они намеревались его убить.

Но старый гремлин просто перенес вес с одной ноги на другую и указал зеленой рукой: — А вот она, здоровяк.

Довольный таким ответом, Танк сгреб блестящую свинью.

— Танк получил золотую свинью. – сказал он, чтобы процессуально оформить транзакцию, и повернулся на каблуках.

Немного отойдя от хибары, Танк посмотрел под ноги, чтобы проверить, не было ли это хитроумным обманом и не решил ли старый гремлин исподтишка напасть на него, как только он отвернется, но зеленый дед стоял на прежнем месте, прислонившись к ограде и ухмыляясь.

— Доброй дороги, - попрощался гремлин.

Удовлетворившись одержанной победой, Танк утопал прочь, раздумывая на ходу, каким на вкус будет золотой бекон.

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Алексей Дмитриев

Автор оригинала - Грэм Стивенсон