Вой тибетского ветра вырвал Брамса из его грез. Молчаливая враждебность была хорошим способом начать переговоры - безразличие, в конечном счете, приводило партнеров по переговорам в замешательство. Брамс отбросил лохматую седую прядь с оставшегося глаза и указал своему переводчику сделать шаг вперед. Это был паренек не более семнадцати лет. В цветах Короля, с позолоченной шпагой на боку, он выглядел как все другие офицеры, хотя его юная мягкотелость противоречила ощутимому напряжению переговоров.

Переводчик молчал – Брам заранее проинструктировал его, что заговаривать на переговорах первым не мудро. Вызвать его вперед было лишь способом намекнуть, что он готов слушать.

Как и ожидалось, тишину нарушил тибетский командир. Почти не оставляя пареньку возможности говорить перевод его слов, Дорже сверлил взглядом спокойное лицо Брамса, будто пытаясь прочитать мысли своего врага.

— Сегодня три тысячи моих воинов умерли после обстрела из ваших… этих…

Не нужен был переводчик, чтобы понять, что в тибетском нет слова, чтобы описать разрушения, нанесенные артиллерийскими орудиями. Чувство безжалостного удовлетворения захлестнуло желудок Брамса.

— Вы не здешние. Это не ваш дом. По какому праву вы идете здесь маршем? Чьи приказом? У вас есть лишь злоба и жадность. Что за бесчестными мужами вы командуете?

Брамс ответил улыбкой. Страдание и недоумение – чувство загнанности в угол – были упоительны. Он познал их сам, но выкарабкался благодаря силе, мужеству и уверенности. А сдюжит ли Дорже?

— А что за мужи поворачиваются к врагу спиной вместо стойкого противостояния? – Брамс отвернулся от прямого, пронзительного взгляда Дорже и уставился на потолок. Лучше уж он будет наслаждаться видом штандарта на центральном шесте. Насыщенный багровый куда лучше блеклого бирюзового и пыльного коричневого шерстяной чубы Дорже. Убогая одежка и ужасно непрактичная.

Дорже посуровел.

— Хорошие мужи. С семьями. С родителями, женами, детьми. Мы жили в мире, пока вы не пришли. Вам не следовало приходить!

— Царю тоже не следовало, но против его присутствия вы не выступаете, - Брамс приподнял брови, - вы вели с ними переговоры. Почем же вы отказываете нам?

— Их терпят, ибо мы так решили, - взгляд Дорже стал еще тверже.

Брамс усмехнулся.

— Что ж, вы обнажили суть проблемы. Вы могли отречься от них, чтобы избежать войны. – Он махнул рукой. – Столь много… необязательных смертей. Что же они предложили такого, что не могли предоставить мы? Что того стоило? Может, этот монастырь?

Тибетец промолчал, но палатку охватил странный холод. Несколько свечей погасли, переводчик Брамса напрягся. Парень почти незаметно переместил руку на меч на поясе. Сам Брамс оставался спокойным, лишь с любопытством смотрел в маленькие черные глаза Дорже. Что-то вроде зеленого огня, казалось, плясало в радужке тибетца.

Затем всё исчезло столь же быстро, как и появилось. Переводчику потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, без уверенности, почувствовал ли он этот навязчивый озноб или просто вообразил себе его. Мальчику пришлось говорить быстрее, чтобы повторить следующие слова Дорже.

— Есть люди еще страшнее вас… люди, перешагнувшие законы природы. Нам плевать на ваши западные войны и мелкое соперничество. Нас заботит лишь выживание нашего народа – любой ценой, любым способом, пусть даже и запрещенным вашими законами. Царь более… открыт, чем ваш Король. Он соизволил научить нас тому, чему не стали бы учить вы.

Брамс встал и начал расхаживать из стороны в сторону. Повисла долгая тишина. Он чувствовал холодок, а это означало лишь одно… Дорже и его люди зашли слишком далеко, время переговоров прошло.

Не страшитесь, ибо всё будет очищено и перековано в мир, что ярок и прекрасен.

— Кажется, мы так далеко не уйдем. Царь сделал вам предложение, которое мы не переплюнем. Вы не оставляете нам выбора, - он вздохнул, - вы должны сдаться и позволить нашей армии встретить его войска в прямом столкновении. Мы сделаем монастырь штабом этой операции. Вы не понимаете, с чем связались – в конце концов вы скажите нам спасибо.

Глаза Дорже распахнулись.

— Вы не понимаете: поступайте, как должны, но войти в это место вы не можете. Оно запретно.

— И что же такого находится под монастырем, за что стоит умирать?

Дорже стукнул кулаком по столу.

— Вы не понимаете! Я не могу допустить, чтобы ваше высокомерие принесло смерть нашим людям!

Брамс почувствовал надрыв даже без переводчика: Дорже больше не вел переговоры. Он умолял.

— Вы уже приговорили своих людей к смерти, просто еще не осознали этого. Но, возможно, время еще есть. Переговоров не будет, только ваша окончательная и безоговорочная капитуляция и разрыв всех сношений с Царем. Тогда мы оставим вас в покое.

Дорже не двинулся с места, что облегчило выбор Брамса. Со временем они все поймут, что на кону. Истинный лидер должен стремиться к победе любой ценой, но большинство из них слишком ограничены, чтобы понять это. Когда грянет Сопряжение, все это не будет иметь значения.

— Ваши когорты снаружи, ждут вас, так ведь? – Брамс мотнул подбородком в сторону выхода из шатра.

Перед тем, как дать ответ, тибетец подозрительно глянул на Брамса и переводчика.

— Они готовы двинуться стоит вам только пальцем меня тронуть. Мы иного от вас и не ждем.

Брамс замер, еще раз обдумывая план. Должно быть, высшие силы хранят тебя для чего-то… Отзвуки слов Тибальта звучали в нем ангельским хором. Цель оправдывает средства, а если и нет, Сопряжение всё спишет. Пути назад нет.

— А мы не ждем иного от вас, командир. И, кажется, вы нас уже предали, а?

— Что вы имеете в виду? – рявкнул Дорже, пытаясь скрыть суровым тоном непонимание.

Брамс чувствовал, как скакнул адреналин, стоило ему коснуться рукояти сабли. Через мгновение клинок покинул полированные ножны… и вошел в горло переводчика.

Булькающий кровью парень рухнул, малиновые брызги окрасили белую ткань шатра в зловещий бордовый цвет. Глаза Дорже расширились от шока. Тибетский язык Брамса был плох, но он понимал достаточно, чтобы разобрать неизбежный вскрик удивления.

Брамс ухмыльнулся Дорже и рубанул по собственному предплечью, разрезав мундир и мясо, а затем провернув клинок. Покрытый кровью, зажимая рану, нанесенную самому себе, он с криком выбежал из шатра с посохом в руке.

— Тибетский дикарь убил нашего человека и только что попытался зарезать меня! – В этот момент ему пришлось приложить все усилия, чтобы спрятать ухмылку. – Что, ваш командир недостаточно настрадался от рук врагов? – Орал он, неистово тыча пальцем на повязку на своем глазу. – За Короля, за нашу отчизну, за нашу честь – убейте их! Убейте всех!

Ты распознаешь Сопряжение, узрев Его знак в небесах. Но перед тем, как Он очистит землю, Он раздаст дары за пределами наших самых диких желаний. Возрадуйтесь и пойте, братья и сестры: воистину судный день будет ярок и прекрасен.

Дубовые панели ярко-алого цвета. Качающиеся жаровни, дымящие сладковатым ладаном. Золоченые алтари, освещенные затухающими свечами, мерцающими яркими изумрудными огоньками. По мере продвижения все глубже и глубже в чернильную тьму монастыря, Фентон Брамс оставшимся глазом различал в темноте различные предметы, тихо бормотал себе под нос, ступая на осыпающийся каменный пол с хорошо отработанной уверенностью.

Пещерная бездна вестибюля напоминала внутренности улья; чем выше поднимались стены, тем более сложно они закручивались. Монастырь был вырезан в горе, но Брамс предположил, что его форма напоминала бы блестящие белые ступы, которые он видел в предгорных деревнях.

Если не считать мерцающих зеленых огней алтарей, он был один в темноте. И хорошо, что Вильям и прочие остались позади, оцепив вход и заботясь о пленных тибетцах. С большей частью людей Дорже расправились, но некоторые лейтенанты пощадили раненых. Он сделает им выговор позже.

Брамс ощутил близость к цели, зная, что это место, которое Дорже и его люди защищали ценой своей жизни, теперь полностью в его власти.

Должно быть, высшие силы хранят тебя для чего-то…

Снова раздался голос Тибальта. Но что же Дорже жаждал защитить? Пока не нашли ничего, кроме пыли и пепла.

Должна быть какая-то высшая сила удерживает тебя для чего-то, - снова раздался голос Тибальта. Но что же Дорже так стремился защитить? Ничего не было найдено, кроме пыли и пепла ...

А затем он увидел переливающуюся радугу в конце зала - небольшой парящий огонек. Самостоятельное свечение без видимого источника.

Брамс неожиданно почувствовал присутствие Горящего Человека. Он не был уверен, как, но почувствовал. Горящий Человек дотянулся до него. Не сделав и шага, Брамс рухнул на колени, крича от боли. Видение ревущего пламени захлестнуло все его чувства, он мог видеть его ясно, будто у него были оба глаза.

Лондон засыпан раскаленными углями, его улицы выжжены искрами горячей расплавленной стали. Пепел, опадающий из угольного смога в непрекращающейся буре смерти. Сверкающие сферы света, из которых возникают самые гротескные и невообразимые ужасы ...

И парящий над всеми ними отблеск души человека, знак в обожженном небосводе. Облаченный в магму и увенчанный пламенем, он неумолимо несется вперед, как созвездие из ада, и огненные разрушения стирают всё на его пути. И всюду мир внизу пышет священным жаром, и крики очищенных звенят в ночи.

Брамс задохнулся от боли, когда кружащиеся образы покинули его мысленный взор почти так же быстро, как и появились. Раны на его ладонях снова кровоточили, все его тело ослабло.

Брамс в темноте пополз за своим посохом; даже после всех этих лет он служил ему напоминанием о том, какой путь он проделал. Шаря пальцами по каменному полу, скользкому от крови, он, наконец, нашел его и поднялся на ноги, морщась от боли, когда шершавое дерево терлось о его огрубевшую кожу. Голова кружилась. Все во «Встрече» было истиной - он видел это, чувствовал это в точности так, как это написал Вэйд. Было ли это то же самое видение?

Перед ним зловеще светился мерцающий огонек, и он чувствовал исходящую от него странную энергию. Сопряжение. Приближался Горящий Человек, и Брамс был избран, спасен от смерти в пустыне, чтобы стать пророком Его слова. Мир должен узнать, что конец человечества неизбежен.

Внезапно парящий огонек окутал его, как одеяло, и он снова увидел Горящего Человека. Однако на этот раз прикосновение пламени Брамса омолодило: сила медленно вернулась к нему, и тепло обновления пробежало по его венам. Свет перед ним исчез в никуда, но казалось, что огонек остался внутри. Фентон инстинктивно понял, что Горящий Человек прикоснулся к нему и наделил его физической и мистической силой.

Он одарил меня.

Рванув наружу на адреналине, Брамс выбрался на холодный горный воздух, улыбаясь и игнорируя обмораживающуюся кожу.

— Брамс! – Вильям бежал навстречу с чемоданчиком медика в руках. – Ты спятил? Что там?

— Мне нужно вернуться в Лондон, Вильям. Убедитесь, что покончили с тибетцами, внутрь не заходите – там нет места неверующим

Доктор выглядел озадаченным.

— Я не понимаю! Что тут творится? Это опасно? – Он глянул на других солдат. - Наши люди в опасности? Отвечай, Брамс, ты не можешь просто покинуть войска! Час назад тебя почти прикончили, а теперь ты вырываешься из-под горы с таким видом, будто призрака увидел. Это ненормально!

— Всё ненормально, доктор, - ответил Брамс, ловя за узду одну из армейских лошадей и запрыгивая ей на спину с удивительной ловкостью. Он вложил свой клинок в ножны и привязал свой посох к седельным сумкам.

Мысли Брамса метались: что он мог сказать? Что весь Лондон ждет тлеющей хватки Горящего Человека? Что грядет конец света и он это видел! Вильям был непосвященным.

Они боятся того, чего не понимают, они никогда не примут истину. Лишь верные и чистые сердцем способны на это. Так писал Вэйд. Доктор – представитель науки, логики, разума – никогда не примет истины.

Лучше уехать, найти Вэйда и других правоверных, изложить свое видение им, а не непосвященным. Через секунду Бламс прошептал тихую молитву и двинул лошадь, удаляясь по дорогу вниз, к лагерю. Его лошадь откинула грязный снег в замершего Вильяма.

Говорили, что виденное мной невозможно. Своим правосудием затыкали мне рот; твердили, что он никогда не придет и Земля никогда не сгорит. Но высокомерные были обмануты, ибо Он уже в каждом из нас.

— Брамс! Брамс! – Вильям бросил сумку и раздраженно топнул, но командир уже скрылся. В это же мгновение к нему приблизился солдат, чье неровное дыхание превращалось на морозном ночном воздухе в пар.

— Сэр, один из людей Дорже хочет поговорить с кем-либо о командующем Брамсе.

— Черт побери! - Вильям выглядел так, будто хочет заорать. – Я с ним поговорю. Веди

Доктор поднял сумку, поежился и последовал за солдатом обратно в командирский шатер. Один из тибетских капитанов сидел за столом Брамса со связанными руками и ногами, его лицо распухло после жестокого избиения.

— Ты его отделал? – спросил Вильям, злобно глянув на солдата, но тот уже отчалил, и за ним качнулся полог тента. Он опустился на колено, чтобы с отвращением и жалостью рассмотреть синяки.

— Я сожалею, что с вами сотворили это, правда, - Вильям полез в сумку за спиртовым раствором и начал обрабатывать раны. – Будет щипать, зато поможет… вы меня понимаете?

Тибетец кивнул.

— Да, я говорю на вашем языке.

— Как ваше имя? – с облегчением спросил Вильям.

— Сатья, - отрывисто ответил мужчина. – Я видел, ваш командир направился внутрь, - он мотнул головой в сторону монастыря, - и это вопрос жизни и смерти.

— Боюсь, вы опоздали, он ушел. – Вильям успокоил себя глубоким вздохом. – Дорже попытался его убить. Сомневаюсь, что он бы с вами поговорил в любом случае.

— Дорже сдался. Он был человеком чести и никогда не пролил бы крови на переговорах, не убил бы вашего переводчика. – Тибетец покосился на багровые кляксы на полотне шатра. – Этот паренек и мужчиной-то едва стал… Я убежден, его убил ваш командир.

— Насколько я знаю, всё было не так. Командующий Брамс – хороший человек. – Вильям прекратил обрабатывать лицо Сатьи. То еще воображение.

— Скажите это трем внукам Дорже. Если они до сих пор живы, после вашего-то обстрела. Молитесь, чтобы они не были. Они будут мстить.

Вильям вздохнул.

— Довольно. Чего вы хотите?

— Ваш командир в опасности, - Сатья уставился на него. – Найдите его и предупредите. Времени нет.

Вильям ответил Сатье непонимающим взглядом.

— Я не понимаю… - начал он, но тибетец его оборвал.

— Несколько недель назад наши люди видели странный огонь в небесах. Мы последовали за ним до этого места, этого монастыря. К моменту нашего прибытия огонь исчез с глаз, но мы увидели, что он натворил. Живущие здесь монахи сошли с ума. Они впали в ярость, они изменились. Стали чем-то иным. Они обросли странными наростами и потеряли способность говорить. Они атаковали нас и убили десятки людей, прежде чем мы смогли их остановить.

Сатья потряс головой, будто стараясь вытрясти воспоминание об этом событии.

— После гибели монахов несколько наших вошли в монастырь и тоже изменились. Лишь один был достаточно вменяем, чтобы сказать, что там, внутри. Почему мы охраняли это место. Почему заключили сделку с Царем. Мы слышали, на что он способен, и подумали, что он знает, что могло повлиять на монахов. Знает, как это остановить. Так что мы стерегли вход, чтобы никто не смог зайти и подвергнуться влиянию. Стерегли, ожидая, пока Царь не придет и не расправиться с таящимся внутри злом.

— И что конкретно там внутри? – скептично поднял брови Вильям.

— Само безумие. Вся боль и страдание сансары, бесконечность жизней и реинкарнаций, сплетенных воедино вопреки законам природы. Эта энергия… сводит с ума, играет с разумом, с телом, с чакрами, убеждает, что ложь это истина, а истина это ложь, извращает всё, что мы знаем о нашем мире. Она воплощает в жизнь мифы.

— Как-как? – усмехнулся доктор.

Сатья выглядел раздраженным. Он тщательно подбирал свои слова.

— Кажется, ваш народ называет это «разлом», хотя не думаю, что возможно понять, что это на самом деле… Внутри никто не бывал на протяжении недель, кроме единственного человека Царя.

Живот Вильяма скрутило. Нет, есть лишь один Разлом, в Малифо… Как долго существует этот портал? Он до сих пор открыт?

Сатья кивнул, увидев искаженное ужасом лицо Вильяма.

— Теперь вы поняли. Вы знаете, на что оно способно… Не знаю, что ваш лидер увидел, но оно не предназначалось для смертного ума. Он может сделать что-то, о чем пожалеет.

— Зачем говорить мне это? Его безумие вам на пользу, - подозрительно ответил Вильям. Его рука инстинктивно скользнула к кобуре.

— Потому что даже мой враг не заслуживает гибели от чего-то потустороннего. Мы ограждали людей от этого, но ваш командир вошел внутрь. Долже умер, но и он не захотел бы этого, - с убежденностью сказал Сатья.

— Мне нужно увидеть всё своими глазами. Если я ваш развяжу, вы не нападете? – спросил Вильям с пистолетом наизготовку. – Вам придется отвести меня.

Сатья покачал головой.

— Идите на свой страх и риск, я к вам не присоединюсь.

— Выбора у вас нет. Мне нужен проводник, и вы меня проведете.

Сатья совсем скис, когда Вильям принялся развязывать его путы. Вильям продолжал обдумывать сказанное им. Может ли это быть разлом? Здесь? Нужно подтвердить слова Сатьи и догнать Брамса, пока командующий не отколол какую-нибудь удивительную глупость…

Когда Сатья поднялся, лампы замигали и потусторонний холодок захлестнул шатер командующего, будто всё погрузилось в полумрак, едва рассеиваемый неестественным бледно-зеленым светом. Сперва Вильям не слышал ничего, кроме завываний ветра, но вскоре их дополнили мягкий приглушенный хруст сапог по снегу, треск ломающегося льда и ужасные леденящие кровь стоны, похожие на последние предсмертные хрипы людей, удушенных петлей бесконечного отчаяния.

Кровь Вильяма застыла. Он развернулся и увидел, как пялится на него Сатья в призрачном свете, а его искалеченное лицо перекошено ужасом.

— Люди Царя наконец пришли спасти нас.

Выстрелы, команды и крики зазвенели в ушах Вильяма, когда он увидел тень грозного врага, танцующую на полотне шатра. Она приближалась. Трясущейся рукой он направил пистолет на Сатью.

— Отзови их или умрешь! – голос Вильяма был отчаянным, а звуки битвы становились всё громче.

— Они не послушают, - мрачно сказал Сатья, - они договаривались с Дорже. Увы… я не хотел такого конца. Думал, что Царь за нами не придет.

Нужно добраться до Брамса. Едва Вильям ухватился за эту мысль, нечеловеческая тварь прошла сквозь стенку. Через мгновение силы Империи были повергнуты агентами Царя.

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Никита Шевцов