Имперского Величества флагманский корабль под именем «Милость Дувра» проплыл над северным Лондоном спустя полчаса после рассвета, толкаясь с переменчивым и назойливым боковым ветром. Это был транспортный корабль, гондола дирижабля которого была выкрашена в армейское хаки вместо небесного голубого, как у холенных дирижаблей Имперского Воздушного флота вокруг. Ее гондола была трехъярусной, два уровня отсеков были увешаны болтающимися якорными когтями и спусковыми трапами под усиленными люками. Старомодные паровые винты по обеим сторонам хвостовой части пыхтели и жужжали, увеличивая скорость настолько, насколько могли, стараясь не отставать от более быстрых и современных дирижаблей.

Корабль был такой не один. Утреннее небо полнилось дирижаблями: яркие боевые корабли Воздушного флота, неповоротливые армейские тягачи, тут и там мелькали красно-золотые разведывательные корабли Королевских Экспедиционных Сил и красно-синие – Вспомогательных сил Имперского Содружества, перевозящие пехоту.

Если силы, вторгнувшиеся в город внизу, и готовились к прибытию кораблей, то никак этого не показывали. Лондон под густыми лоскутами тумана оставался безжизненным. Даже новая звезда, ярко горящая в светлеющем небе, оставалась безразличной к их присутствию. Она неподвижно застыла, кипя и изливая языки пламени столь яркие, что можно было ослепнуть. Ее очертания расплывались и ползли, будто чернильные кляксы, впитывающиеся в мягкую бумагу, но в ней еще безошибочно угадывалась человеческая фигура. Но даже когда армада проходила в небесах под этим огнем, он просто висел в небе, словно не подозревая — или не заботясь - о ее присутствии.

Королевская Империя прибыла, чтобы отвоевать свою столицу. Первый день Битвы за Лондон начинался.

Утренний свет отражался от амбразуры, через которую смотрел капрал, и заливал контуры его лица солнечным сиянием. Выражение этого лица было напряженным и торжественным, как лицо статуи святого, обращенное к небу.

-Жопа свиная, - изрек капрал.

-Не на нее ты смотришь, - раздалось сзади, по другую сторону узкого прохода в десантном отсеке.

-Ты, клять, откуда знаешь? – огрызнулся он, но рефлекторно, не вкладывая душу.

-Ладно тебе, - ответил солдат за спиной, худой коротышка с беспокойными темными глазами. – Мы уже почти на месте. Что ты там видишь?

-Ничего приятного. – Капрал Клиффорд медленно покачал головой. – Половина улиц, насколько я вижу, развалена до основания. Из них половина – в огне, а что не горит – то под водой, и всё покрыто треклятым туманом.

Он провел ладонью по лицу и отлип от бойницы.

-Кажется, весь центр города затоплен, - прошептал он. – Если я прикинул верно, под водой всё от Кэтфорда до Бетнал Грин. Я заметил стальную причальную мачту над Колледжем Моряков и Авиаторов, но ее маяк не горит.

Выдох, похожий на стон, пронесся по отсеку. Ходили разговоры о том, что Королевский военный колледж моряков и авиаторов в Гринвиче смог бы стать одним из тех мест, где можно было бы противостоять неожиданному нападению, но, похоже, не срослось.

-Ты кого-нибудь видел? – спросил его соратник. – Одну из тех тварей, про которых все говорят? Или… Его?

-Горящего Человека? – Клиффорд ткнул пальцем за плечо. – Ублюдок висит над нашим дирижаблем. Хочешь рассмотреть его – жди, пока мы не спустимся вниз.

По отсеку пронеслась волна шепотков. Каждый тут слышал о пылающем силуэте что-то свое, но все остро чувствовали, что тот был с ними, где-то в небе, наверху, и подбирался всё ближе и ближе.

-Это всё – дело рук Гильдии, разве нет? – прорычал сержант Мейс, парень с квадратной челюстью, сидящий на краю скамьи.

Большая часть собравшихся пришла к тому же заключению и тихо покивала в знак согласия, но Мейс развил мысль.

-Этим венским ублюдкам доверия нет. Они стоят за всем, помяните мое слово.

-Ну не знаю, серж, - протянул худой низкий рядовой. – Гильдейцы, конечно, чужаки и всё такое, но… в смысле, сказали же, что в Лондон вторгнулись, ну, не люди. Мы все по радио слышали».

-О, слышали, да? Знаешь, что я слышал, рядовой Хэттон? Как ты ныл утром в казарме, надеясь, что придет твоя мамаша и поможет тебе с носками. Эта хрень в небе, этот Горящий Человек – он из Гильдии. Так что когда я спущусь в город и обнаружу там красный мундир… - он похлопал по стволу винтовки, зажатой меж коленей - … я, черт побери, намерен поскорее сделать его еще краснее.

Капрал Клиффорд вздохнул и снова вперился через амбразуру на город внизу. Кажется, сержант упустил из виду, что не каждый красный мундир принадлежал Гильдии. В это утро такой повстречался на «Милости», причем на капитане корабля. К счастью для сержанта, этот человек находился вне пределов слышимости и был занят гораздо более важными делами, чем ругань болтливого подопечного.

-Капитан Эдмонтон, сэр! Сообщение с «Пустельги». Туман над Лудгейт Хилл достаточно рассеялся для разведки, вас подберут там же, где спуститесь.

-Через сколько? – Эдмонтон не подняло взора от разрозненных листов бумаги в руках.

-На подготовку отведено двадцать минут, сэр, - ответил молодой навигатор «Милости». – Мы зависнем над Площадью Патерностер. «Пустельга» отчалит», мы будем на якоре, пока вы…

«Пока мы будем пытаться остаться в живых внизу», подумал Эдмонтон, но глянул на лицо паренька и промолчал. «Не всем же иметь в венах ледяную воду, как у тебя, Чарльз». Он уже со счета сбился, сколько раз ему приходилось выслушивать эти слова, начиная с сестрицы, которая первой бросила этот упрек.

-Благодарю, - Эдмонтон снова уставился на листы с приказами. Его взгляд перебежал от «численность и природа противника неизвестна» к «установить сигнальный пункт», от «держаться до прибытия подкреплений» к «любой ценой» и, наконец, от «верим, что каждый исполнит свой долг» к «долгих лет Королю». Он еще раз перечитал «любой ценой», затем сунул приказы подальше и постучал в фанерную дверь за спиной. Он едва взглянул на мужчину, открывшего ее.

-Пусть все будут готовы к высадке в зоне боевых действий через пятнадцать минут. До того, как мы кинем якорь, у боковых амбразур уже должны быть стрелки. Гренадеров – первых к люкам. Я спущусь с первой группой, связисты – со второй.

-Слушаюсь, сэр.

Дверь закрылась, и Эдмонтон бросил взгляд туда, где им предстояло приземляться.

Рубка навигатора «Милости» представляла собой узкую стеклянную каморку под мостиком. Даже учитывая нагромождение телескопов и навигационных приборов на сочленениях латунных рычагов, вид был великолепен. По центру виднелись громадные смотровые доки Ротерхайта, круг из красных и белых причальных мачт и кранов, сверкающих на солнце. Вид вдохновлял, пока не приходило понимание, как мертво выглядели мачты: не вспыхивали огни, не развевались флаги, не двигались кабины лифтов, а две мачты заметно кренились то в одну, то в другую сторону. Ротерхайт, как и небесный док Святой Каратины, строили прочным, как горная гряда. Эдмонтон не мог себе представить, что могло бы повалить эти башни набок.

Затем под ними из-под рассеивающегося тумана показалось место назначения, подобно выглянувшему из мглы Авалону. Купол собора Святого Павла тянулся к утреннему солнцу, бросая вызов мрачной судьбе города. А вокруг…

Эдмонтон прижался к окну, наполовину выпихнув навигатора с его стула.

-Какого дьявола?

Он ожидал, что Лудгейт Хилл окажется пустынным, но вокруг собора были толпы людей, и со всех сторон прибывали еще, десятки. Они не дрались, не бежали. Трудно было сказать, что они делали.

-Сколько их, как вы думаете, сэр? – спросил парень. Эдмонтон тряхнул головой.

-Гадать не буду. Предполагаю, что они стянулись сюда в поисках убежища, но не смогли войти. Так, мичман…

-Пальфрейман, сэр.

-Отправьте сообщение на мостик, Пальфрейман. Будем поднимать стариков, детей, раненых. Останемся на месте, сколько сможем, погрузим, сколько сможем, и вывезем всех из Лондона.

-Да, сэр.

Крохотная рубка наполнилась шумами, когда «Милость Дувра» сменила курс и высоту. Встроенные поршни выдавливали из себя звуки работающих двигателей, в трубках булькала вода для балласта, пробираясь к носу, скрипели и шуршали баллонеты, когда в них перераспределялся газ. Щелчки и команды доносились из отсека позади, где готовились солдаты.

Что-то в картине внизу беспокоило Эдмонтона. Он не мог толком сказать, что именно, но никогда в своей жизни он не сомневался в том, что ему говорят инстинкты. Он захотел присмотреться еще разок.

-Капитан Ньюберри принял ваше сообщение, сэр, - сказал Пальфрейман.

-Хорошо. Пригни голову, приятель, - ответил Эдмонтон. Пальфрейман обернулся, ойкнул и согнулся.

Винтовка Эдмонтона почти перегородила собой рубку навигатора. Блестящий образец инженерной мысли под заказ, совершенно не похожий на бесстрастные стволы «Лейтен-Филдинг», которые носили пехотинцы. Механизмы в корпусе издавали странные щелчки и дергались, пока Эдмонтон целился.

-Эм, капитан, вы ее так и оставите? Сэр?

Эдмонтон проигнорировал вопрос, уставившись в прицел. Его линза при изготовлении была насыщена отборной пылью Камней Душ и показала толпу внизу с чародейской точностью.

Они заполонили вершину холма, коротышки и дылды, старики и молодняк, нищие, клерки и торговцы, светские люди в красивых вечерних костюмах. Кое-где среди леса ног валялись тела: старуха в черном кринолине, двое детей в ночных рубашках, лежащие лицом вниз и держащиеся за руки, молодой человек, голый, если не считать синего вельветового пальто, свернувшийся калачиком в луже крови. Лицо Эдмонтона помрачнело, когда он заметил в толпе униформу: несколько солдат в хаки, горсть лондонских бобби, даже дворцовую гвардию в церемониальном красном одеянии.

Толпа не стояла спокойно. Люди шатались и перемещались в медленном гипнотизирующем ритме, некоторые скользили меж соседей замысловатыми путями и узорами, в то время как другие двигались беспорядочно или просто качались на месте. Их двойные тени — одна от солнца, другая от Горящего Человека — перекрещивались в тревожных парных танцах.

Но и это было еще не всё. Эдмонтон продолжал замечать подергивания, искажения, намеки на тени, похожие на тонкую трещинку в стекле фонаря, исчезавшие прежде, чем он мог бы на них сфокусироваться. На мгновение вид сквозь прицел стал выпуклым, как картинка, нарисованная на воздушном шаре.

Эдмонтон достал из специального футляра под воротником монокль и надел. Он служил не для коррекции зрения – оно было идеальным. Он был сделан из того же насыщенного пылью Камней Душ стекла, что и линза винтовки, и при этом был испещрен символами и тонкими линиями. Эдмонтон снова прильнул к прицелу, и символы на монокле совместились с почти идентичными узорами вокруг объектива. Открывшийся ему вид был столь же четким, почти осязаемым, но внезапно проявился в полноте.

Эдмонтон прежде видел много странностей через полностью пробудившийся от контакта с моноклем прицел: тигра из индийских зарослей, чьи глаза и пасть полнились танцующим голубым светом; приятного баварского аристократа, представшего перед глазами в виде пестрящей рванины из кожи, болтающейся на живом скелете, с оторванными кусками кожи его жертв... Он никогда не мог быть уверен, что именно он увидит и увидит ли он что-нибудь вообще.

Подобного он не видел никогда.

Каждый в толпе был затронут огнем. Яркое бездымное пламя вырывалось из их рук, глаз, ртов, сердец и животов; вытягивалось, чтобы соединять тела, и оставляло мерцающие языки на их следах, сплетая огненную вязь в стиле барокко вокруг собора Святого Павла. В центре всего этого, просвечивая сквозь стены собора, словно твердый камень был замутненным стеклом, парила сияющая фигура, объятая огнем.

Она внушала трепет, пламя перекатывалось по его телу неестественным образом, напоминая головной убор и развевающиеся одежды. Когда Эдмонтон сосредоточился на фигуре, та подняла и запрокинула голову, повернулась, как будто желая высмотреть дирижабль с Эдмонтоном.

Эдмонтон отпрянул, снял монокль и снова прильнул к прицелу винтовки. Без магического зрения, приданного чарами, он увидел лишь каменную стену собора. Никак невозможно, чтобы этот человек видел флотилию, не говоря уж о самом Эдмонтоне, и всё же…

Его мысли прервала внезапный всполох фиолетово-белого света, осветившего в сумерках высокие витражи собора. Толпа снаружи разом подняла лица к небу, воздела руки и затянула нестройную, рваную песню, скорее вой, чем гимн. Свет набирал силу, превратив собор во второе солнце прямо перед тем, как прорезать воздух как молния. Эдмонтон услышал вопль удивления и ужаса, изданный Пальфрейманом, когда эта угловатая молния ударила в дирижабль.

В гондоле корабля из-за фиолетово-белого сияния люди отшатнулись от окон и амбразур, зажмурившись и с проклятиями. За один удар сердца свет стал оранжевым и затем потемнел до такой черноты, что хоть глаз выколи. Раздался влажный треск, будто пополам порвали приготовленный шмат мяса.

Ничто из произошедшего не имело смысла, но то, что произошло потом – тряска палубы, подскочивший желудок и треск в ушах – было до жути знакомо.

-Теряем высоту! Ремни, держитесь!

Люди были уже на взводе и начали выполнять приказы сержанта Мейса еще до того, как он их отдал.

-Готовьтесь к…

Наплыв ярко-фиолетового света, резкая вонь, напоминающая о прогорклом молоке, и хлещущие, змеиные движения в воздухе там, где стоял Мейс. Всё исчезло так же внезапно, как и появилось, но унесло с собой половину Мейса, оставив от того груду окровавленных костей. Солдаты по обе стороны от нее кричали и стряхивали извивающиеся струйки крови, забрызгавшие их от шлема до ботинок. В дальнем конце отсека полыхнула, и таким же образом умер еще один человек.

Палуба под ними вздрогнула и начала крениться, и Клиффорд снова крикнул соратникам, чтобы те держались. Что-то с силой врезалось в них. Металл рвался со скрежетом и воем, весь корабль вокруг них дернулся, а затем с силой откинулся назад. Даже тех, кто держался, швырнуло к стенам переборок.

-К люкам! – Клиффорд старался переорать шум. – Готовьте тросы!

Его прервал оглушительный треск из ниоткуда, когда зазубренный вал чистой черноты, окруженный короной слабого фиолетового света, пронзил отсек.

По мнению Клиффорда, он походил на аквариум: сквозь него можно было разглядеть на другой стороне темный океан, освещенный только светом, прошедшим через эту сторону стекла. Четырехглазая рыба удивленно моргнула, словно подчеркивая, насколько всё было странно. Затем, словно по неизвестному сигналу, соленый океан хлынул из портала в отсек, наполняя закрытое помещение холодной водой.

«Я ж утону», - подумал капрал Клиффорд, - «я утону посреди неба».

Кожа обледенела, в рот и нос залилась холодная вода. Затем кто-то смог сдвинуть запор люка и выбить его. Кто бы то ни был, за свои действия ему пришлось заплатить жизнью: поток воды увлек его за собой в пустоту небес. Клиффорд вслепую нащупал опору, вцепился в привинченный стул и пробился через мощный поток.

С тошнотворным звуком, похожим на треск костей, щель в воздухе сузилась и закрылась. За секунду до ее исчезновения горстка маленьких извивающихся существ шмыгнула насквозь; раздуваясь, как воздушные шары, они всплывали и лопались о внешнюю переборку. Вонь рыбьих кишок присоединилась к запаху морской воды, люди с трудом поднялись на ноги.

-Что в нас врезалось? – орал рядовой Торберт, перекрикивая вой ветра. – Что стряслось? Мы с курса сбились!

Ничто из видимого в люке не имело смысла. Горизонт прыгал и трясся, корабль вертелся и заваливался, город внизу двигался куда-то не туда. «Милость» швыряло ветром, разносящим корабль на куски.

-Забудь про курс! – крикнул в ответ Клиффорд. – Хватай что-нибудь, что можно нас удержит, плевать, что!

Торберт схватился за рычаги управления паровой пусковой установкой и крутанул прижимной вентиль. Из отсека наверху донесся шипящий звук, затем животный вой, а затем выстрел.

-Почти на месте! – крикнул Торберт через плечо.

-Почти… клятье, держись, ДЕРЖИСЬ!

С сокрушительным грохотом разрывающегося металла и раскалывающегося дерева они рухнули.

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Никита Шевцов