— Конечно, большинство цивилизаций использовало другую мерку для определения их утонченности, но жизнь в племени Вай-Тики была далека от типичной, — говорил Филлип.

Он битый час бубнил о своих путешествиях и деяниях, которые, несомненно, были бы интересны другому историку, но едва не убили Молли, потому что она слушала все это по третьему кругу. Был соблазн оставить его в его сумке и двигаться вне пределов слышимости, но пришлось бы попросить рабочих не обращать внимания на отрезанную голову, оживленно разглагольствовавшую об исчезнувших иноземных культурах, так что она героически тащила его.

Клерк всё ещё был там, всё ещё погруженный в свою работу. Она наблюдала, как он периодически окунает перо в чернильницу, дважды стряхивает и царапает ещё одну строчку. Время от времени он переворачивал страницу, и Молли мельком видела ряды и ряды цифр, написанные убористым почерком. Всё это не имело для неё никакого значения, но клерк, похоже, видел во всем этом понятный ему смысл, и это радовало.

— Забавнее всего было, когда Монтгомери и Билье нечаянно пометили горшки как XIII век, — говорил Филлип. — Только когда куратор пришел проверить экспонат, он заметил, что все бирки были перепутаны, а на самом деле горшки были конца XII века. Как мы смеялись!

Как он прилежен, размышлял про себя Молли. Он едва уделял время, чтобы остановиться и потянуться, прежде чем вернуться к работе. Она любила в нём это; она любила его усердие, но поймал себя на мысли, было ли у такого человека время для чего-либо ещё в жизни.

Или, может быть, он всей душой отдавался работе потому, что у него не было ничего иного, чтобы занять его время. Возможно, если бы он столкнулся с чем-то новым и привлекательным, то смог бы перенаправить на это часть своей заботы и преданности. Она сильнее прикусила губу.

— Прекрасная вещица служит неопровержимым доказательством тому, что Мачу-Пикчу уверовали в солнечное божество на триста лет раньше, чем утверждает этот бездарь Ригли в своей вздорной статье «Верования Пикчу из бассейна Амазонки», что вышла в 1851 году, — говорил Филлип. — Я встречался с ним однажды, знаешь ли. Это было на конференции в Венесуэле по костяным скульптурам... Голубые глаза, решилась Молли. Она надеялась, что у него были голубые глаза.

Оглядываясь назад, Шеймус должен был предвидеть такой поворот событий.

Когда его «специальный проект» вывалился из тени, он решил, что дело сделано. Он взял части тел трёх своих самых больших и сильных девочек и, пользуясь указаниями этого сумасшедшего МакМорнинга, сплавил вместе мышечные и костные структуры их туловищ. В результате получился скреплённый проволокой громила, с руками, как стволы деревьев. Плечи его выглядели достаточно широкими, чтобы нести лошадь, даже не вспотев.

— Это мои девочки, — с гордостью отметил он, когда огромная мерзость остановилась в нескольких футах от фургона и опустила к нему дряблое серое лицо. — Моя Люси-Сью-Элли. Вы знаете, что делать, девочки.

Два огромных мясистых кулака, стянутых неровными швами и кусочками металла, протянулись и схватили край двери фургона. Мышцы вздулись, и железная рама протестующе завизжала.

— Вот и всё, девочки, — подбодрил он. – Сорвите к чертям эту дверь для своего дяди Шеймуса. Сделайте меня богатым человеком. Звуки терзаемого металла становились все громче, и край двери начал немного загибаться.

— Знаете, — сказал Шеймус, критически оглядывая напряженную фигуру. — Я не уверен, что платье было хорошей идеей... Щелчок насторожил его. Времени как раз хватило, чтобы увидеть, как двойное дуло дробовика возникает из тени под фургоном, прежде, чем взрыв оранжевого огня осветил гигантскую красотку, и её голова разлетелась на куски плоти, костей и двух довольно безразличных глаз.

Это был здоровый стражник. Он оказался значительно менее мертвым, чем Шеймус думал раньше, и сумел в суматохе заползти под фургон.

После чего снёс голову секретному оружию Шеймуса. — Это был смелый поступок, мальчик, — сказал он с философским выражением, наступив на ствол оружия, пока тот пытался его перезарядить — И я бы снял перед тобой шляпу, если бы для этого было время, но правда заключается в том, что ты всего лишь отсрочил свою смерть. — Он достал из-за пояса длинный острый нож и усмехнулся. — Я сделаю это в лучших традициях моих прошлых шедевров, если это хоть сколько-нибудь послужит утешением»

Тотчас распахнувшиеся двери банка исторгли двух стражников и полдюжины охранников банка с винтовками в руках, все они вопили и смахивали более на толпу линчевателей, чем на сознательных служителей закона.

Шеймус одновременно осознал две вещи. Первая: теперь на улице стало, на его вкус, слишком много враждебных людей с оружием. И вторая: прежде чем утратить свои способности, его гигантская красотка смогла достаточно отогнуть дверь, чтобы открыть узкий проход в фургон.

— Кордебалет, дамы! — прокричал он, просунув руку через погнутую дверь и отчаянно пытаясь зацепить хоть что-нибудь в уплату своих потерь.

Сражающиеся красотки немедленно встали на ноги, оставив удивленных стрелка и водителя, и образовали неровную линию между Шеймусом и бойцами. Которые с нескрываемым удивлением глазели на нестройный канкан, исполняемый мертвыми женщинами. Отлетевшая туфля шлёпнула одного из них по голове.

Пальцы Шеймуса сомкнулись на кожаной сумке, и он с криком торжества выдернул её.

Столь наглый грабеж побудил мужчин к действию, и они открыли огонь, стараясь прикончить маньяка в цилиндре, прежде чем он убежит с их сумкой. Красотки как-то смогли встать у них на пути, и были разорваны на куски. Падая, они все ещё бодро вскидывали ноги.

Когда люди пулями и дубинками проложили путь сквозь гнилое варьете, Шеймус уже давно скрылся.

Молли некоторое время напевала про себя и болтала ногами, когда клерк наконец отложил перо, намотал на шею длинный шарф и задул керосиновую лампу.

Уже почти совсем стемнело, док стих, матросы и рабочие давно ушли в ближайшую таверну. Всё было тихо, только из сумки Филлипа доносился тихий храп, да вдалеке река шумела в сваях причала. Если бы сердце Молли ещё билось, оно бы участилось при виде уходящего клерка, но это уже было невозможно, хотя она все равно ощутила нервозность, когда он вышел и начал запирать офис. Она сдвинулась немного дальше в тень, чтобы стать незаметнее, но быстро высунулась обратно, когда он подёргал ручку двери, положил ключ в карман и двинулся вверх по улице к городу. Она вышла из тени, с тревогой сжимая зонтик, чтобы посмотреть ему вслед. Она хотела окликнуть его, но это было бы нелепо. Фантазия была приятной, но вероятность успешного предложения отношений с мёртвой женщиной была, мягко говоря, малообещающей.

Клерк поспешно шагал вверх по склону от дока.

А потом он сделал что-то странное. Он остановился посреди улочки. Молли с тревогой наблюдала; было ясно, что там происходит какая-то внутренняя борьба, что он что-то обдумывает.

Клерк обернулся и посмотрел вниз холма, прямо на тени, где ждала она. Она едва не нырнула непроизвольно обратно, но так или иначе смогла остаться на месте.

Человек на холме колебался, отвернулся, повернулся, расправил плечи и двинулся обратно вниз по склону. Он шел быстро, и через какие-то секунды стоял прямо перед ней. На складах было темно, ей захотелось, чтобы луна была ярче — сейчас она видела не более чем общие черты его лица.

— Почему вы всегда следите? — спросил он. Его голос был мягче, чем она ожидала, и с забавным акцентом. Европеец, наверное. Молли ничего не сказала и отступила глубже в тень, мучительно ощутив засохшую кровь на своём платье.

— Я вижу вас почти каждый день, мисс, — сказал клерк. — Иногда вы просто сидите там целый день, наблюдая. Я вас знаю? Вы ждете кого-то?

Мёртвая репортерша теребила зонтик, пытаясь думать быстрее.

— Ну ... — начала она.

— Вот она где! — воскликнул Шеймус, шагнув из темноты. — Ищу целый день, и где же я её нахожу? Вниз по реке, конечно! На рыбалке была, не так ли?

Он улыбался ей, но Молли знала его слишком хорошо. Тлеющий прямо под поверхностью гнев в любую секунду был готов вспыхнуть пламенем.

— Привет, Шеймус.

Шляпник осмотрел клерка с ног до головы с разочарованной миной. — Рыбалка не твоя сильная сторона, а, Молли? — фыркнул он, — Выловила пескаря, судя по нему. На твоём месте я выбросил бы его обратно.

Клерк выглядел сбитым с толку.

— Чего ты хочешь, Шеймус?— спросила Молли.

— Чего я хочу? — рассмеялся Шляпник. — О, ничего, дорогая Молли. Я просто удивляюсь, где ты была, пока я и красотки получали пули от Гильдии. Ты, может быть, уже и не помнишь о нашей встрече в библиотеке сегодня, раз так занята и все такое.

— Я помню, — сказала она.

— Ах, — кивнул Шеймус, бросив кожаную сумку к её ногам. Стопки пустых бланков и резиновых печатей конторы «Форбс и Кларк» высыпались из неё. — Хорошая девочка. Вот твоя доля добычи, кстати. Жаль ты это пропустила. Мы сделали реальную прибыль. Он, казалось, до сих пор делал все, полагая, что она была его собственностью. Но она решила взять быка за рога.

— Я больше не подчиняюсь тебе, Шеймус, — сказала она.

— Неужели? — прошептал он с опасным блеском в глазах. Молли видела, как другие фигуры вышли из темноты. Гнилые красотки, их было не меньше дюжины. Что-то ещё, мелкое и проворное, обогнуло стаю, и теплая кожа прижалась к ее руке. Понто.

— Я подумала, и поняла, что ты, возможно, кое-что упустил, — сказала она. — Когда-то я была твоей, как и все эти порабощенные женщины, которыми ты себя окружил. Но ты дал мне умереть снова, Шеймус. Ты дал мне умирать, и на этот раз не ты вернул меня. Шляпник фыркнул от смеха.

— Не я?

— Нет, — Молли протянула руку и постучала по лбу Шеймуса, по ране от пули. — Помнишь, что это?

Шляпник вздрогнул, и что-то вроде звериного оскала мелькнуло на его лице.

— Ты был мертв, как и я, — сказала она. —И Слеза Горгоны вернула тебя. Как и меня.

— Ты моя, — отрезал Шеймус, его веселости как не бывало. — Ты всегда будешь моей, Молли.

— Уже нет, — она покачала головой. — Теперь я подчиняюсь зову Слезы Горгоны, — она сделала паузу перед надвигающейся вспышкой. — И ты тоже.

Шеймус взорвался. Его руки рванулись вцепиться ей в горло горлу и душить, пока жизнь не оставит её, но внезапно его лицо исказилось болью, и зелёные глаза вспыхнули неестественным блеском. Он с проклятьями хлопнул ладонью по лбу.

— Понял, что я имела в виду?

— Думаешь, ты в безопасности, дорогая Молли? — прорычал Шеймус. - Эта штука, что ты воткнула мне в голову, не позволяет мне убить тебя лично, но есть еще многие, кто сделает это для меня. Молли оглядела толпу безмолвных красоток. Все они были творениями Шеймуса, но насчёт этого у нее были свои соображения.

— Я не думаю, что они сделают это, — сказала она. — Думаю, я нравлюсь им больше, чем ты.

— Симпатии ничего не смогут поделать против моего приказа, — выплюнул он. — Красотки, вырвите руки и ноги этой неблагодарной паршивке. Я хочу услышать, как она кричит.

Красотки топтались в темноте, но ни одна не сделала шага вперёд. — Убейте ее, я сказал! — заорал Шеймус, ткнув пальцем в Молли. — Убейте ее!

Тишина неловко затянулась. Молли ждала, и красотки стояли в нерешительности.

— Почему, ведьмы вы неблагодарные? — ругнулся он, с негодованием обращаясь к робким мертвецам. — Всё это время? Всё это время?

Молли готова была свалиться просто от нервного истощения, но заставила себя остаться внешне невозмутимой. У неё никогда было доказательств, кроме интуиции, что красотки Шеймуса не станут на неё нападать. Одной из немногих вещей, что остались у неё в этом мире, была близость с её мёртвыми товарищами, и тем страшнее ей было проявлять индивидуальность, чем сильнее она ощущала эту связь.

Как и её верный Понто, некротическая машина, что сейчас тыкалась носом в её ногу, и отрубленная голова Филлипа, которую любой другой бросил бы в реку после первого часа вымораживающего мозг монолога. Им улыбнулась удача в их посмертной жизни, они смогли стать важным игроками в трагической комедии нежити, а она по какой-то причине выступала их послом.

— Я... Я пойду, — сказал клерк.

С взрывным появлением Шеймуса, Молли совсем забыла о нём. Дрожа от ярости, Шеймус повернулся к нему, оскалив зубы в темноте.

— Так вот причина, что мой вклад в банке заморозили, не так ли? — прошипел он. — Это долговязый болван? Ну, по крайней мере, с этим я могу что-то сделать.

Он молниеносно выхватил из-за пояса блестящий малокалиберный пистолет, но возможно, впервые в жизни (или после неё), Молли была быстрее.

Она развернулась и обхватила клерка, пистолет громко щёлкнул и озарил переулок желтой вспышкой. Пуля ударила подобно кулаку по её рёбрам, и она зашаталась, но так или иначе, ей удалось сохранить шаткое равновесие.

Сзади немедленно началась свалка и раздались проклятья. Когда она обернулась посмотреть, Шеймус избивал своих красоток, с рычанием пиная их огромными ботинками, в то время как они ползали перед ним, выражая покорность.

— Пустите меня, подлые распутницы, — кричал он. — Я вас на фарш покрошу! Пустите меня!

— Дамы, здесь небезопасно для Шеймуса, — сказала Молл, когда клерк помог ей прийти в равновесие. Она знала, что не могла направить красоток против Шеймуса напрямую, но их можно было обмануть. — Не могли бы вы забрать его куда-нибудь в безопасное место, пожалуйста?

Отбивающегося Шляпника, все ещё сыплющего проклятьями и яростно воющего, группа красоток утащила обратно в переулок. Хотя ни одна из них не произнесла ни слова, вид у них был определенно удовлетворенный этим делом.

— Мисс! — голос клерка звучал крайне встревожено. — Мисс! Вас подстрелили! Мисс!

Молли чувствовала, как пуля застряла у нее внутри, но новая дыра в платье ее совершенно не заботила, и она не смогла удержаться от улыбки.

На мгновение мир был освещён выстрелом; один единственный момент всё было залито ярким дневным светом, но это хватило Молли, чтобы увидеть.

Голубые глаза. У клерка были голубые глаза.

Автор перевода - Николай Ткачев

Автор первоисточника - Graeme Stevenson