Она подавленно сидела на ящике, сжав колени, и поставив ступни в стороны, голову она обхватила руками. А в нескольких шагах от нее, там за поворотом продолжалась жизнь.

Лошади и телеги грохотали по мостовой, стайки горничных толкались и шумно болтали по пути на работу, лоточники с тележками и корзинами завлекали прохожих, расхваливая свои товары — цветы, свежий хлеб, жареные орехи и сотню других вещей. Молли наблюдала за течением жизни и чужим успехом, с неудовольствием сознавая, что не обладает ни тем, ни другим. Так было не всегда, но всё труднее становилось вспоминать свою жизнь прежде... ну, прежде чем она закончилась. Определенные моменты всё еще ярко сияли в ее памяти — сверкающие самоцветы, напоминавшие ей о той, кем она когда-то была. Однако теперь эти моменты были немногочисленны и редки, как звезды в пасмурном ночном небе. И одна за другой эти звезды гасли.

Неприятно было это осознавать, но должен наступить день, когда у Молли вовсе не останется воспоминаний, что она когда-либо была живой.

— Ах, — произнёс приглушенный голос. — Каштаны. Я раньше так их любил.

Молли и забыла о Филлипе. Она сняла бархатную сумку, поставила её на колени, распустила шнурок и вынула покрытую пятнами голову.

— Я не знала, что ты любил каштаны, — сказала она.

— Ах, да, — Филлип, наверное, кивнул бы, если бы мог. — Свежеобжаренные, всё ещё обжигающе горячие от углей. Особенно холодными ночами. — Отрезанная голова причмокнула. Молли предложила бы стянуть горсточку, если бы не необходимость впоследствии вычищать полупережёванную пасту каштанов со дна сумки.

— Я раньше любила лимонные пироги, — сказала она мечтательно. - Те маленькие круглые с сахарной пудрой на верхушке и завитками из цедры.

— Никогда не был сладкоежкой, — задумался Филлип. — От этого гниют зубы.

Молли могла вспомнить пекарню, в которую раньше ходила, на углу Уайт Арч Лейн. Они продавали в основном хлеб, но у них была стойка с пирогами в углу прилавка, которую жена пекаря наполняла каждое утро. Они были простыми по рецепту, но легкими и вкусными, и всегда распродавались к середине утра. Молли всегда заходила туда по пути в… в… забыла.

Она поняла, что рассеянно поглаживает голову Филлипа, но тот не возражал.

— Разве Шеймус не сказал тебе идти и ждать его в библиотеке? — вскоре поинтересовался Томберс.

— Сказал, — Молли могла чувствовать в себе побуждение, старающееся поднять её на ноги и направить к огромному серому зданию, но оно сдерживалось другой частью её, которая отказывалась это делать, частью, которая постепенно становилась сильнее. Она всегда питала тайную ненависть к Шляпнику и тому, что он сделал с ней, но была принуждена повиноваться его воле по вине тех же самых темных сил, что вернули её из забвения. Прежде ослушаться или даже отложить один из приказов Шеймуса было бы немыслимо, невозможно.

Но она сидела здесь, гладя Филлипа и размышляя о своей доле.

— Ты не думаешь, что должна идти? — подсказал Томберс. Вместо этого она бросила голову обратно в сумку и поднялась на ноги. На выходе из переулка она мгновение колебалась. Библиотека была на востоке.

Она повернула на запад.

Шеймус приподнял свою огромную шляпу и провел по лбу льняным платком.

— Ради всего святого, до чего же жарко, — сказал он. Последние несколько недель были не по сезону сырыми, и мглистая дымка заволокла город, превращая его черные каменные шпили в полупрозрачные проволочки. Хотя солнца не было видно за туманом, его жар тягостным грузом ложился на плечи жителей. Много дней не было ветра; влага стекала по оконным стёклам, одежда прилипала к телу самым неприятным образом. Он осмотрелся снова – Молли всё ещё не было.

— Где эта проклятая девка? — спросил он вслух, трогая через платок едва заметный шрам посреди лба.

Гнилая красотка у его локтя не откликнулась. Ее лицо приобрело неприятный цвет соуса гуакамоле даже через размазанную по лицу пудру, а духи были не в силах заглушить тяжёлое зловоние ее тела. Эта жара не способствовала успешному промыслу некромантов. — Жди здесь, сказал я ей, — продолжал Шеймус. — Здесь, я сказал, не там, а здесь. И где она, я вас спрашиваю? И вот ее нигде теперь не видно.

Правда в том, что Шеймус в последние месяцы находил Молли все более способным помощником, несмотря на его склонность ругать и принижать её советы (которыми он воспользуется позднее, приписав их самому себе). Было только одно сомнение в том, что Молли готова эффективно выполнять его приказы тогда, когда он особенно нуждается в этой эффективности.

Когда он давал указания своим красоткам, те были склонны исполнять их как попало, и в большинстве случаев положительные результаты были скорее следствием везения, нежели планирования. Передача же этих указаний через Молли неизменно обеспечивала лучшее разрешение. Ему не удалось выяснить, почему это так, но было определенно что-то в том, как она взаимодействовала с красотками — ну, со всеми его проектами, по правде говоря — словно бы они слушали её внимательнее, или были в состоянии получить больше от ее указаний. Она держала руку на пульсе своих мёртвых подчиненных, простите за каламбур. При её участии они просто работали лучше.

Именно поэтому пот, прилепивший его рубашку к плечам, не был вызван исключительно пеклом полуденного зноя. Он по-настоящему нервничал, хотя никогда не признался бы в этом.

— Черт бы побрал эту девку, — сказал он, запихивая влажный платок обратно в карман пальто.

Его план был довольно прост. Бронированный фургон останавливался возле банка примерно на пять минут. Он забирал золотой песок и драгоценные камни, полученные от старателей, и выгружал свежеотпечатанные ассигнации, которые шли на выплаты рабочим в пятницу. Шеймус собирался облегчить оба груза.

В конце концов, у него в Карантинной Зоне было несколько проектов на различных этапах разработки, а никто по доброй воле не согласился бы финансировать незаконные эксперименты. Со своей наблюдательной позиции на другой стороне улицы, в переулке между городской библиотекой и управлением судоходства, Шеймус без помех мог видеть «Городскую страховую компанию Форбса и Кларка» и улицы на сотню ярдов в обе стороны от неё. У него были красотки в переулках по обе стороны от здания банка, ещё несколько болтались по улице (с зонтиками, чтобы скрыть от дневного света плачевный цвет лица), и его секретное оружие.

Он усмехнулся при мысли о нем. При условии, что всё пойдёт по плану, одна из шлюх заберёт ключи от фургона у мёртвого охранника, и они обчистят его, пока другие вычищают хранилище. По расчётам Шеймуса, всегда был шанс, что ключи потеряются в суматохе, и весь этот риск потеряет смысл, оставшись без вознаграждения; так что он на всякий случай организовал ещё кое-что особенное.

Тяжелый восьмиколёсный фургон, запряжённый шестёркой взмыленных тяжеловозов, выехал из-за поворота. Он был крепко сшит из твердого дерева и покрыт чёрным лаком, дно и борта обиты железными листами на заклёпках. Даже колеса и оси были усилены железом.

Когда он повернул, стало видно эмблему Гильдии, гордо украшающую борт.

— Шоу начинается, девочки, — сказал Шеймус, поправляя шляпу. — И помните… улыбайтесь!

Он был там, как всегда.

Молли слонялась среди сложенных возле склада грузовых контейнеров, покачивая зонтиком и изо всех сил стараясь быть незаметной, а это чертовски сложная задача, если ты мертвая женщина в окровавленном шелковом платье оранжевого цвета, носящая в сумке отрезанную голову, и к тому же вынуждена околачиваться рядом с верфью, полной потеющих, бранящихся рабочих. Она прикладывала все усилия, учитывая эти обстоятельства.

Причина, по которой она слонялась в этом самом месте, была главная контора компании «Перевозки и экспедирование грузов Роя Клэнси», что была в двух шагах от нее. Точнее ее интересовал парень, который с пером и чернильницей сгорбился над своим столом в самом дальнем углу конторы.

Она увидела его впервые одним туманным вечером, когда Шеймус поручил ей сбросить полный останков мешок в реку. Человек появился, запер офис и поспешил вверх по улице.

Она была поражена его скромной преданностью своей работе и его простой человечности. Он был удивительно обыкновенным человеком, всегда укутанный в длинный шерстяной шарф, в одних и тех же протертых туфлях, маленьких круглых очках, с зачёсанными набок волосами мышиного цвета.

И пока есть хоть малейший лучик света, он сидит в этом офисе, сгорбленный над своей бухгалтерской книгой. Молли поняла, что сочувствует бесконечному труду и неблагодарности всего этого – приходить первым, уходить последним, скорее всего ради грошового жалования и скудной похвалы, если она вообще будет – все это было очень знакомо Молли, как до смерти, так и после неё. Мешков с разрубленными телами, от которых требовалось избавиться, больше не было, но Молли всё чаще приходила к офису «Перевозки и экспедирование грузов Роя Клэнси», и просто бродила в тени складов через дорогу и наблюдала за работой неизвестного клерка.

Молли понятия не имела, что он делал для компании, хотя подозревала, что это была какая-то бухгалтерия или учёт. Она даже не знала его имени, но всё равно была им очарована.

Она отметила, что его волосы стали длинными. Она могла бы подстричь его, если бы он захотел. Как она заметила, они падали ему на глаза, и он смахивал их привычным жестом. Она была бы счастлива сделать для него хотя бы это.

Эти мечты были приятной фантазией. Она сама была удивлена своим стремлением к такому занятию – проводить дни у его плеча, наблюдать за его работой, расчёсывать его волосы, когда они мешали его бухгалтерии.

Она гадала, какого цвета его глаза. Скорее всего, карие, как у неё, но синие было бы тоже неплохо. Или, может быть, зеленые. Она прикусила губу, размышляя.

— Молли, — прервал ее мысли приглушенный голос. Удар вернул Молли к реальности.

— Молли, где мы?

— Нигде, Филлип, — ответила она. — Спи.

— Мы уже в библиотеке?

— Нет, мы не в библиотеке. Я…, — она запнулась. Что она могла сказать ему? Что она мечтает о каком-то загадочном клерке из грузовой конторы, в то время как Хозяин с нетерпением ждёт её через полгорода отсюда?

— Молли, Шеймусу это не понравится, — продолжал Томберс.

Молли мысленно ощетинилась, полная яростного удовлетворения, а не ужаса, что должен был ею овладеть. Пускай мечется и кипятится, подумала она. Может быть, он перестанет принимать её как что-то само собой разумеющееся, если она не будет прибегать на каждый свист.

— Хорошо, — услышала она свой голос, — Хорошо.

— Молли! — Томберс казался потрясенным.

— Ну, чего же ты ждал, Филлип? — сказала она. — Он убил меня и возвратил, чтобы после смерти я служила ему! А посмотри сам на себя: ты — голова в сумке! Ты не обязан быть ему преданным.

— Я уже был мертв, Молли, — сказала бархатная сумка. — Я первым признаю, что моё затруднительное положение далеко от идеала, но даже это предпочтительнее могилы.

— Но я не была мертва, — сказала бывшая журналистка, столь же обращаясь к себе, как и к Филлипу. — У меня были жизнь и карьера. И он отнял их у меня. — Она смотрела через улицу на окно и клерка, и единственная слеза скатилась по белой щеке. — Он отнял у меня всё.

— Ты обязана ему, Молли, — напомнил ей Томберс. — Он вернул тебя.

— И заставил делать за него грязную работу — возразила она, глядя на своё платье. — Я никогда не избавлюсь от этих пятен.

— Возможно, но он твой Хозяин, и ты должна служить ему.

Молли ничего не сказала. Она сама верила во все это долгое время. Все то время, пока у нее не было Слезы Горгоны, она была слабой, дезориентированной и харкала кровью. Она чувствовала истинность этого всей своей сутью. Если бы Шеймус сказал ей броситься в печь, она повиновалась бы без сомнений.

Но теперь она ощутила, что, что поводок ослаб. Не Шеймус вернул её в этот второй раз, а Слеза Горгоны. Она осталась с Шеймусом из преданности и понимания того, что её прежняя жизнь закончилась безвозвратно; но время шло, и ее уверенность росла, она начала понимать, что в действительности вовсе не нуждалась в Шеймусе. Это он нуждался в ней.

— Что ты собираешься делать? — спросил Томберс, когда стало ясным, что Молли никуда не пойдёт.

— Мне нужно кое о чём подумать, — сказала она.

В конечном счете все сорвалось, и виновата была Молли. Начиналось всё довольно многообещающе. Фургон остановился возле банка «Форбс и Кларк», дюжий стражник с дробовиком спрыгнул на землю, снял с пояса ключ и отпер заднюю часть фургона. Еще два стражника вышли через бронированную дверь в задней части фургона и понесли четыре тяжелых кожаных сумки в банк.

Полдюжины из гнилых красоток Шеймуса следовала за ними по пятам с завидной скоростью. Остальные устремились к открытому фургону с двумя оставшимися охранниками и водителем, в то время как Шеймус расхаживал по улице, изображая из себя гуляку с дамой.

— Доброе утро, старина! — обратился он к дюжему стражнику с дробовиком, собираясь перехватить человека и завладеть ключами, прежде чем что-либо пойдёт не так. Едва взглянув на цилиндр, тяжелое валяное пальто и ботинки, и огромный пистолет в свободной руке, стрелок закричал «тревога» и вскинул оружие.

— У джентльмена есть кое-что для Вас, мой дорогой, — поспешно сказал Шеймус и нырнул за свою обрюзгшую даму, когда жахнул дробовик. Он почувствовал, как мертвая девушка, приняв на себя большую часть картечи, начала заваливаться, превратившись в кучу шелкового тряпья. Пока стражник испытывал замешательство от того, что нечаянно убил безоружную даму, Шеймус выстрелил в ответ из своей пушки. Огромный пистолет бабахнул как корабельное орудие, и стражник выполнил весьма недурное обратное сальто прежде, чем грянул о землю с дырой в груди размером с яблоко. С этого момента дела стали разворачиваться с пугающей быстротой. Красотки стащили кучера с сиденья фургона, но тот успел выхватить самовзводящийся пистолет и открыть беспорядочную стрельбу. Из банка тоже послышались разъяренные вопли и посыпался град пуль. А потом еще два стражника с дробовиками выскочили из задней части фургона.

Воздух мгновенно наполнился свинцовыми шершнями, и Шеймусу пришлось бежать в укрытие, пока пули не наделали дырок в его фалдах.

— Боже правый! — вскричал он, ныряя за корявый узловатый ствол дерева, когда куски коры и мокрой древесины взорвались вокруг него. — Вы только поглядите на это!

Гнилые красотки нерешительно рванули в бой, но стражники из задней части фургона не испытывали тех рыцарских чувств, которыми обладал их павший земляк. Один выстрел попал красотке прямо в лицо, и та рухнула в облаке гнилой плоти и пудры. Другой рой картечин оторвал по колено её стройные ноги и опрокинул на землю. Она храбро проползла ещё несколько ярдов, пока не получила ещё один заряд в затылок, после чего уже ничего не могла делать.

Шеймус попытался сравнять шансы, выстрелив в спину стрелку, пока он боролся с шипящей красоткой. Пуля попала куда надо, но лишь выбила искры. Человек пошатнулся, но не упал. Борьба не ослабевала, и Шеймус увидел блеск металла под рваным плащом. Стрелки носили под формой металлические нагрудники.

— Подумать только, какая низость, — проворчал он. — Приличный человек стреляет мужчине в спину, чтобы дать шанс своим дамам, а тот, шельма, в бронежилете, — Он огорчённо покачал головой. — Куда мир катится, я вас спрашиваю.

Тогда он прицелился в голову, прищурившись и высунув язык. Мужчина и его красотка кружили в вальсе, шатаясь, будто пьяные, но он поймал момент и выстрелил. В свете вспышки, вырвавшейся из дула, он увидел, что голова красотки раскололась как тыква, разорванная огромной пулей.

— Прости, Фло, моя дорогая, — сказал он с содроганием, когда мёртвая красотка осела на грудь стражника. Человек удивлённо оттолкнул труп и посмотрел туда, где Шеймус выглядывал из-за дерева. Его дробовик рявкнул, и Шляпник вздрогнул: слишком много щепок полетело в его сторону.

— О да, очень любезно! — закричал он в ответ. — Я делаю за вас вашу работу, и вот ваша благодарность?

Стрельба внутри банка усилилась. Одна из его красоток вылетела в окно и шмякнулась на тротуар как соломенное чучело с десятком дымящихся дырок. Похоже на то, что ограбление банка пошло не по плану.

Остающиеся на улице красавицы сумели сбросить одного из бронированных стрелков и принялись избивать его, но другой стрелок нырнул обратно в фургон и захлопнул за собой тяжелую дверь. Шеймус выругался, запоздало понимая, что красоткам не хватало инициативы и рефлексов, чтобы сделать работу самим. Где эта проклятая Сквитпиддж, когда она ему так нужна? Он подбежал к задней части фургона, дав увесистого пинка борющемуся стрелку на своём пути, но бронированная дверь была надежно заперта. Он огляделся в поисках ключей, но их нигде не было видно. Подстреленный им здоровый стражник как в воду канул.

— Куда же делся этот скользкий паршивец? — пробормотал он себе под нос.

Из банка раздался ещё один залп, и следующая красотка наполовину вывалилась из разбитого окна и повисла как марионетка с обрезанными нитями.

— Конечно, и это не вышло по-моему, — посетовал Шеймус. Банк был недоступен для него, но были ещё деньги в фургоне. Если бы он мог открыть дверь. Он поджал губы и свистнул. Настало время для его секретного оружия.

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Николай Ткачев

Автор первоисточника - Graeme Stevenson