Гвен аккуратно и благоговейно положила серебряный кинжал на квадрат темного полотна, расстеленного на полу комнаты. Она хотела, конечно же, черный вельвет, но у ткачихи мисс Диэрли кончились запасы, а насчет следующей поставки через Разлом она была не уверена, да и вельвет был дорог и бросался в глаза, так что она остановилась на темно-синем льне. Как она заверяла сама себя, «цвета полуночи».

Минуту она восхищалась рисунком, выведенным на ткани. Широкое кольцо, обрамленное крошечными символами. Тяжкое сомнение напомнило ей, что она не совсем уверена в том, что представляют собой символы, - она просто начала вышивать то, что казалось наиболее естественным, так они и появились. Возможно, это были буквы какого-то алфавита, но она их раньше никогда не видела.

Красная нить резко выделялась на синем фоне – «багровая, как кровь», подумала она, хотя на самом деле оттенок был немного ярче - и придавала должный достойный вид. Помогали и сальные свечи, капающие и мерцающие на каждом углу ткани.

Напротив кинжала, мягко поблескивая в свете свечей, лежало ее величайшее сокровище – крошечный осколок Камня душ, немногим больше песчинки, но заряженный и могущественный. Потребовались недели экономии, чтобы приобрести его, даже с учетом имущества ее родителей. Теперь, когда он была в ее распоряжении, у нее было все, что было нужно - круг силы, ритуальный кинжал и волшебный камень.

И, конечно, щенок.

Гвен осознала, что ее взгляд избегает центра круга, где лежал щенок. Что-то в том, как было перекручено его тело, абсолютная его неподвижность, вызывало в ней какую-то незнакомую эмоцию, грызущую ее нутро так, что словами не описать. Отбросив это чувство, она заставила себя смотреть. Он лежал на боку, с вытянутыми лапами покалеченными. Кончик крошечного розового языка высовывался из пасти, как бывало, когда он спал. Когда он был живым.

«Бери клинок», раздался шепот.

Она до сих пор не могла сказать, слышала ли она слова или мыслила – голос, без сомнений, был ее собственным, но сказанное – определенно нет. В словах была настойчивость, сила, уверенность, каковую она никогда не смогла бы выразить и каковой она не могла сопротивляться.

Иногда она заставляла ее делать то, чего хотелось бы избежать. Больше всего было знаний - секретов, в которые она не была посвящена, событий, свидетелем которых она не была. Магия, подобной которой она едва могла понять ... но она быстро училась. Она подняла кинжал.

«Режь плоть».

Склонившись над деревянным полом, она нависла над кругом и схватила труп щенка. Шерсть под пальцами была мягкой и густой. Осторожно она уперла кончик кинжала на его ребро. Она чуяла, что это верная точка, хоть и не была уверена, как – кажется, напротив было сердце. Судорожно вздохнув, она нажала. Сделать надрез оказалось куда сложнее, чем она думала – казалось, что кинжал войдет легко и чисто, но ей пришлось надавить всем своим весом, чтобы загнать его между щенячьих ребер. Почувствовав, что глубина достаточна, она потянулась за осколком Камня душ, следуя следующей команде.

«Посади семя».

Камень душ слегка потеплел в ее пальцах. Она вытянула кинжал и аккуратно отложила. Затем, наклонившись…

Стук в дверь был настолько громким, что она обронила крошечный камень. Ее сердце колотилось – кто это? Она побледнела от мысли, что придется объяснять госпоже Блетчем, владелице дома, наличие мертвой собаки. Или хуже… может, ее уже нашли Маршалы Смерти? Она отчаянно искала что-то, чем можно было прикрыть приготовления, или место, чтобы спрятаться. По другую сторону двери она услышала тихое хихиканье, и паника превратилась в ярость.

«Свалите!» - проревела она, вздрогнув, когда хихиканье сменилось насмешливыми выкриками и топотом ног, когда девочки-близнецы миссис Блетчем отступили, чтобы найти другую жертву для игры.

Гвен сделала несколько глубоких вздохов для успокоения, затем ее объял ледяной ужас – где камень?

Упав на колени, она упрямо искала, шарила руками по деревянному полу, шарила взглядом. Она мяла полуночную ткань, проверяя, не спрятался ли камень в складках. Шли минуты, росло отчаяние – если она его не найдет, всё было зря. Когда она уже была готова сдаться, она почувствовала покалывание под левой пяткой.

Может ли это…. Даже не закончив мысль, она уже сидела на полу с туфлей в одной руки и крошечным Камнем душ в другой. Чувство облегчения разлилось в ней, вылившись в бурю неконтролируемого смеха. Даже для ее собственных ушей он звучал немного безумно, но она не могла остановиться, поэтому сидела и тихо смеялась, раскачиваясь взад-вперед, и слезы текли по ее лицу.

«Посади семя».

На сей раз команда была настойчивее, и она принялась за работу с новыми силами. Она сунула камешек в сделанную в щенячьем боку ранку и мизинцем толкнула его вглубь. Трение внутренних органов о кожу заставило ее покривиться, но следовало оставить брезгливость – она должна была привыкнуть к такого рода вещам.

«Произнеси слова».

Это было проще всего. Слова наполняли ее разум, и нужно было лишь открыть рот и дать им течь. Она понятия не имела, что они означали, но чувствовала их могущество. От этого бежали мурашки.

Когда она начала мантру, ноги пёсика задергались, будто он во сне гонялся за кроликами. Разрез на боку закрылся, оставив лишь шрам. В Гвен бурлил восторг, последние несколько слов вылетели из нее почти что криком – и наступила тишина.

Щенок открыл глаза. Они были затянуты кремовой пеленой, без зрачков, но, кажется, он мог видеть ее достаточно хорошо. Он поднялся на лапы и тявкнул на нее, пусть и получилось скорее булькающее карканье. Она протянула руку и он понюхал ее пальцы, а потом свернулся клубком, чтобы она могла почесать ему за ухом.

«Хороший мальчик. Кто хороший мальчик?» - проворковала она. «Ты, ты хороший мальчик!»

Она не была уверена, чем в итоге окончится ритуал, но, кажется, все прошло удачно. Щенок не выглядел особо здоровым, но определенно не был мертвым. Он уставился на нее своими молочными глазами.

«Тебе, пожалуй, нужна новая кличка. Что-нибудь, отражающее твое новое состояние. Думаю, ты будешь… Ужас».

Пёсик издал еще один отрывистый лай, который она посчитала одобрительным, и стало так. Гвен так много времени провела за планированием ритуала, что не смога найти время обдумать, что делать после. Она смотрела, как щенок исследует комнату, сует нос в каждый угол, и вопрошала себя, как же сохранить всё в секрете. Назойливые детишки госпожи Блетчем определенно всё вызнают рано или поздно. А питаться ему еще надо?

Ход ее мыслей прервал жуткий шум от единственного окна комнаты – сначала заставивший ее подпрыгнуть грохот, а затем шквал ударов и царапание стекла. Сквозь бутылочно-зеленое стекло она могла разглядеть лишь тень бьющихся крыльев - птица, казалось, решила ворваться внутрь или избить себя до смерти. Ужас метнулся через всю комнату и прыгнул на подоконник с жалким воплем.

Шум точно привлекал внимание, так что Гвен сделало то, что пришло ей на ум. Она бросилась к окну и открыла его – хоть в этот раз оно не заклинило – затем отпрянула, когда птица влетела и заметалась по комнате, наконец, сев на стол. Сев и уставившись на Ужаса.

Это был большой, лощеный ворон, с парой пострадавших в битве с окном перьев. Гвен наблюдала, как он методично их приглаживает, затем взъерошивается, чтобы разбухнуть будто бы вдвое, и испускает горловое карканье. На одной из его лап что-то было зафиксировано. Любопытство в Гвен побороло нерешительность. Ворон покосился на нее ней одним глазом-бусинкой, когда она приблизилась, но не дернулся, пока она не изъяла листок бумаги из потайного маленького футляра для сообщений. Как только она его взяла, ворон взлетел и улетел через окна.

Гвен развернула плотно сложенное сообщение. Эффектный, но странно неровный почерк гласил:

«Вы приглашены на нерегулярный Покойницкий бал этим вечером в старом оперном театре. Приводите с собой на выставку свое лучшее творение».

«Да что всё это… Ой!»

Острые зубы Ужаса вцепились ей в пятку, напомнив, что она так и не улучила момент надеть обратно туфлю. Она его отпихнула, а он снова бросился к ней с тявканьем.

«Ужас, нет! Плохая собака! Лежать!», потребовала она. Снова отпихнув его, она скомандовала: «Умри!».

Щенок немедленно замер и со стуком упал, на какой-то момент она подумала, что действительно убила его во второй раз. Его глаза, почти закрытые, смотрели озорно.

«Что бы это значило?», пробормотала она, рассматривая приглашение и надевая туфлю. Она не знала никого, кто мог бы пригласить ее на бал. Тем более, таким драматическим образом. Что важно, она знала только один оперный театр, и не то чтобы он был особо старым. И кто пошлет такое с вороном? Опять же, как?

Покойницкий бал. Она противилась очевидному выводу, искала альтернативные объяснения и не находила. Наконец, она была вынуждена признать для себя немыслимое – что кто-то признал в ней Воскрешателя.

Мысль привела ее в панику. Она же была так осторожна! Она была уверена, что госпожа Блетчем ничего не заподозрила. Торгаш, обстряпавший сделку с Камнем Душ, определенно был подозрителен, но она скрывала свои планы, а он и не настаивал. Мысленно вычеркивая подозреваемых одним за другим, она гадала над предназначением письма – может, оно должно ее выманить, привести в ловушку? Может, там, в тенях, таятся Маршалы Смерти, что готовы ударить? Она постарались успокоить рой мыслей. Маршалам Смерти не стали бы планировать сложный обман – знай они, кто она есть, они бы просто вышибли дверь и арестовали ее, если не убили на месте. Эта мысль не была особо успокаивающей, но не отражала текущей ситуации.

Значит, другой Воскрешатель. Мысль отозвалась в нервах волной восторга. Она только что успешно закончила свой первый ритуал, в конце концов, возможно, ворона просто привлекло ее колдовство. Это тревожило – если простая птица способна отслеживать подобное, это по силам и другим. Ей нужно научиться как-то скрывать процесс.

Ужас, вероятно, решив, что он уже достаточно долго притворялся мертвым, ткнулся головой в ее ногу и заскулил.

«Ты хочешь почти?», спросила она, решаясь. Шанс встретиться с другим адептом Темных Искусств – слова в ее голове прозвучали уморительно по-детски, но она не знала, как должно обращаться к таким людям – не следовало упускать.

«Пошли. Нужно найти этот старый оперный театр. И мне, пожалуй, нужно новое платье!».

Гвен начала сожалеть о своем решении. Старый оперный театр, как она узнала у узколицего клерка в библиотеке, находился далеко в Карантинной зоне, остатке Старого Малифо. Местность была разведана Гильдией, но расценивалась как сильно затратная для освоения без особой нужды. Пробраться в Карантинную зону не было особо трудно. Когда она на пару лет моложе, к неудовольствию своих гувернанток, она часто сбегала поиграть с уличной детворой. Прогулки в Карантинную зону – пусть и всегда недалеко – были одним из их любимых развлечений.

Сейчас она была куда как глубже в Зоне, чем бывала раньше, и приятный вечерок менялся, обещая холодную ненастную ночь. Темно-зеленое сатиновое платье ей очень шло, но от поднявшегося ледяного ветра почти не защищало. Ужас рысил за ней по пятам, явно не страдая от холода. Быстро темнело, и наползал густой туман.

Здесь, вдали от городских огней, ночь была непроглядна. Слабого света Дэлиоса, только начавшего подниматься, не хватало для того, чтобы она могла найти дорогу. Она запахнула на плечах черную шаль и заторопилась по пустынным улицам.

Ну, почти пустынным. Что это сбоку, миг движения? Проблеск бледного лица через разбитое окно? Наверное, это просто тени обманывают зрение.

Откуда-то, слишком близко для спокойствия, раздался хриплый вой. Гвен затормозила и застыла. Снова раздался вой, и ему ответил другой, и еще один – все слегка разные, но одинаково жуткие. Она попыталась понять, откуда они доносятся, но грубые, осыпающиеся фасады древних зданий отражали эхо по всем фронтам. Тьма наваливалась на нее и удушала.

В тумане были глаза. Она могла видеть, как они слабо светятся, неровно движутся, порой проворачиваются, но остаются неподвижно уставившимися на нее. Ужас зарычал, его шерсть поднялась, голова опустилась и моталась из стороны в сторону, когда он пытался держать всех в поле зрения. Темнота зарычала в ответ низким скорбным хором. Она могла чувствовать его приближение.

Со всех сторон она слышала, как топают ступни крадущихся шагов, скрежещут по булыжникам мостовой когти и ... тихо, в отдалении ... копыта? Она искала что-то, что можно было бы использовать в качестве оружия - она не собиралась жалко размахивать сумочкой, как какая-то несчастная бабушка, на которую напал грабитель. На глаза попал витой металлический прут, и она вытащила его из кучи мусора. Он был похож на перекладину тюремной решетки, которую оторвала какая-то могучая сила. Холодный металл был тяжелым и скользким, но она крепко сжала его обеими руками, подняла, черпая в оружии уверенность, и повернулась лицом к тому, что приближалось.

Напротив нее из тумана вывалилась фигура. Она походила на мужчину, но она едва успела различить его черты – впавшие щеки, оскаленные зубы и заплывшие белесые глаза – как ее импровизированная булава встретилась с его челюстью. С тошнотворным треском его голова отскочила в сторону, горсть зубов вылетела из распахнутого рта, и он рухнул на колени, когда она отпрянула. Еще один зомби, и существо, когда-то, предположительно, бывшее большой собакой, показались из теней. Куски плоти с собачьей морды были оторваны, и свет падал на нагую кость черепа. Она опустила прут на собачью голову, и один из ее глаз вылетел, гротескно повиснув у глазницы. Когда собака рухнула, вокруг нее уже шатались другие фигуры.

«Подчини мертвых», прозвучал шепот. «Заставь служить».

Когда она пятилась, ее спина уперлась в стену из грубого кирпича, так что она приняла, как она надеялась, смелый вид, протянула руку и скомандовала: «Стоя…»

Одна из тварей – похоже, она была молодой женщиной, судя по потрепанной шляпке, хотя лицо под ней едва ли можно было назвать человеческим – бросилась вперед и впечатала ее в стену достаточно сильно, что выбила воздух из легких и прут из руки. Мертвячка напирала, и Гвен прижала руку к ее горлу, пока та билась, щелкая челюстями чуть ли не в дюйме от ее лица. Она могла видеть каждую морщинку на обвисшей сероватой женской коже, следы косметики, оставшиеся вокруг глаз, коричневые гнилостные пятна, расползшиеся по зубам. В отрешенной части своего разума она задавалась вопросами: как она так ясно видит? откуда исходит свет? когда это копыта стали стучать так громко?

Каждая унция ее силы потребовалось, чтобы оттолкнуть нападавшую обратно в наступающую толпу ходячих трупов. Гвен понимала, что ей следовало бы испугаться, но внутри нее был только гнев.

«Как ты посмела меня тронуть?», прошипела она на мертвячку. Ее глаза пылали, но она не плакала. Казалось, в ее голове бурлил пар, ища путь наружу. Она сделала шаг вперед, и зомби отшатнулся. «Ты, х…»

В тумане что-то внезапно шевельнулось, и голова твари разлетелась со звуком, как будто треснуло огромное яйцо. Гвен успела прикрыть лицо, когда ударил поток гнили. Она чувствовала, как осколки костей стучат по рукавам ее платья и брусчатке.

«Звиняй, мисси», раздался слегка утомленный голос. Она опустила руки.

Сквозь туман пробивался теплый свет лампы и обрисовывал темный силуэт. Некто держал лопату и подталкивал обезглавленное тело молодой женщины.

«Не был уверен, что девка снова пойдет за тобой, смекаешь? Может, и выглядело так, будто всё под контролем, но некоторые гнильцы те еще шельмы».

Гвен оглянулась на других зомби, но, кажется, их унесло туманом. Она осторожно обошла темную фигуру, пока не смогла увидеть лицо в свете лампы. На нем была спокойная веселая улыбка, весьма странная для того, кто только что обезглавил мертвую женщину садовым инвентарем.

«Тепереча никого не заманят», продолжил он, вытирая с лопаты мозги уже изрядно попользованным платком. «Так, мисси. Что тебя сюда ночью-то потянуло? Не место тут одиноким молоденьким дамочкам».

Ужас, прятавшийся под юбкой Гвен, выпрыгнул и резко гавкнул, обозначая, что она была не одна, и он возмущен этаким обвинением. Гвен на него цыкнула, но мужчина продолжил без запинки.

«Пожалуй, лучше бы тебе пойти с нами, да. Ну, на всякий».

На мгновение показалось, что он потерял мысль, будто обдумывая сложный вопрос. «Почти наверняка лучше, чем быть сожранной бандой голодных трупаков, по любому. Верняк», закончил он с успокаивающей улыбкой.

Голова Гвен качнулась, но у нее осталось множество требующих ответов вопросов.

«Кто…», начала она, но болтовня мужчины текла беспрерывна, пока он аккуратно вел ее на свет, как оказалось, исходящий от фонарей искусно сделанной кареты с четырьмя черными лошадями и двумя слугами. Появился еще один вопрос – как это ему удалось провести мимо Стражи целый экипаж?

«Надеюсь, не скажу лишнего, мисси, но платье на тебе прелестное. Не особо подходит для путешествий, и надо бы его почистить, ты сейчас будто половину башки той бедняжки носишь, но вообще модненькое. Ты уже шла на Покойницкий бал, а?», он заговорщицки подмигнул, не удосуживаясь дождаться ответа. «Мы как раз туда же. Сово-падалово, что называется. Ты там будешь, хе-хе, душой компании. Не так-то много практиков-женщин. Такая краля как ты многим голову вскружит, ага?».

Он потянулся и постучал по двери экипажа. Один из слуг наклонился, чтобы рассмотреть их – в свете фонаря оказалось, что его лицо иссохло, а рот застыл в ухмылке.

«Тут молодая дамочка желает вас видеть, сэр. Она хочет на бал».

Продолжение по ссылке.

Автор перевода - Никита Шевцов